отмечать время и количество приступов болезни. Также она посоветовала мне вписывать
комментарии с указанием видов определенных продуктов, которые мне хотелось съесть больше
всего, чтобы впоследствии попытаться определить, какие именно эмоции вызывают желание к той
или иной еде. На случай опасений за сокровенность дневника, Маша посоветовала изобрести
определенные символы для тех или иных повторяющихся понятий: срыв – цветочек, булка –
кружок, чай – треугольник, и так далее. Я последовала ее совету, и через пару недель тетрадка-
дневник напоминала записки сумасшедшего с огромным количеством цветочков, кружочков и
прочих загогулинок. Тем не менее, подобные записи сильно помогли мне проанализировать
системность и зависимость приступов булимии. Я поняла, что мне нужно избегать определенных
ситуаций и временных промежутков, избегать чрезмерной усталости и повышенной
несоразмерной ответственности.
В тетрадке красной нитью прошла мысль о том, что в случае полноценного отдыха количество
приступов значительно уменьшается, а после ссор и нервных переживаний я практически начинаю
жить между холодильником и туалетом. Меня еще раз поразило, насколько беспристрастная
статистика помогла получить объективное представление о нюансах течения болезни и сделать
определенные выводы. Гораздо легче воспринимать и лечить болезнь, зная ее провоцирующие
факторы, симптомы и течение. Понимание явилось значительным шагом вперед к излечению.
Также я записывала свои сны и озарившие меня догадки. Все, что казалось мне важным, я
вносила в дневник, и спустя какое-то время, я стала спать спокойнее, не опасаясь повторений
навязчивых снов.
* * *
Мне снова страшно. Я совсем одна, и даже Она давно уже не приходит со мной поговорить. В
душе непрерывно ноет пустота, которая, словно черная пиявка, высасывает из меня все соки.
Я чувствую себя утомленной, едва проснувшись, и в течение дня валюсь с ног от усталости. Мне
лень ходить, говорить, писать, читать, лежать. Иногда я просто хочу лечь и лежать оставшуюся
жизнь, дожидаясь смерти на диване.
Я давно не отдаю себе отчета в том, что со мной творится. Я насилую себя ежедневно, снова и
снова пичкая себя всей этой ужасной едой, которую желудок давно уже стал воспринимать как
нечто чужеродное. Вес снизился до сорока двух килограммов, и чтобы поддержать в себе хоть
какие-то силы, я съедаю по тарелке манной каши перед сном, так как сон – это единственное
время, когда я перестаю себя мучить, - если, конечно, не просыпаюсь посреди ночи от бессонницы.
Я иду на визит к очередному врачу, сердце екает при мысли, что снова придется говорить вслух
что-то размытое о моей болезни. Иду в дорогую клинику, доктор машинально приветствует меня
выдрессированной улыбкой.
– Здравствуйте. Расскажите в двух словах, в чем ваша проблема. – Он старается выглядеть
сосредоточенным и заинтересованным, но, мне кажется, что у него это плохо получается.
– Доктор, у меня булимия. – Я говорю залпом, словно выпиваю стакан холодной воды.
– Как давно и кто именно поставил этот диагноз? – Он начинает что-то записывать в карточке
пациента.
– Предыдущий доктор, полтора года назад.
Меня начинает раздражать этот мужчина в сине-зеленом халате с лощеными руками и
сконцентрированным на своих записях взглядом. Я чувствую себя винтиком в сложном механизме
«клиника-регистратура-доктор-пациент-рецепт», в котором нет места душевному разговору,
искреннему интересу и квалифицированному ответу на поставленный вопрос. Все
механизировано, накатано, пресно – и безрезультатно.
Минут пятнадцать он задает еще несколько стандартных вопросов о моем здоровье и анамнезе,
потом назначает сдать анализы на гормоны и на энтеробиоз, проверить щитовидную железу и
сделать ФГДС, после чего прийти на повторный визит.
Интересуется тем, не было ли у меня среди родственников повышенного аппетита. «Повышенный
аппетит – вот как вы называете это, доктор», - сквозь ресницы я смотрю на него и не могу понять,
видит ли он меня вообще или смотрит в пустоту. Мне хочется встать, встряхнуть его, взять за
подбородок и сказать прямо в глаза: «Дорогой доктор, посмотрите на меня. У меня нет
повышенного аппетита, у меня вообще нет аппетита. Я лишь пытаюсь решить почти все свои
проблемы с помощью еды. А мучает меня то, что я разучилась понимать разницу между вымыслом
и реальностью, и лишь замкнутая цепочка поглощения пищи и избавления от нее до сих пор хоть
как-то связывает меня с этим миром. Именно поэтому я пришла к вам за помощью. Вы же
психотерапевт – по крайней мере, так написано на вашей визитной карточке – а спрашиваете меня
какую-то ерунду». Конечно, я это ему не говорю, но уже твердо знаю, что повторного визита не
будет.
На всякий случай, сдаю все анализы и, как ожидается, - ничего не обнаружено, кроме
хронического гастрита, который у меня с тринадцати лет. Спасибо, доктор, что я избежала вашей
«помощи» всего за один сеанс.
Я переезжаю на новую, купленную отцом, квартиру, и это уже шестой переезд в моей жизни. Все
смешивается в моей голове, я не могу понять, что я испытываю, о чем думаю.
Какая-то каша из меланхолии, тревоги, волнения, усталости, тоски и желаний. Я не боюсь
переезжать, напротив, этот процесс привычен, и уже, спустя какое-то время, мне снова хочется
поменять все кардинально. Я не привязываюсь к месту, к образу жизни, к людям: домашние
животные и растения погибают от моей заботы – видимо, они чувствуют мое безразличие к ним.
Не в переезде дело, а в том, что никто меня в нем не сопровождает. Одиночество – это мое
богатство, и, тем не менее, меня сильно тянет к людям. Черная дыра в моем сознании
увеличивается с каждым днем, и снова и снова физическая тоска по кому-то конкретному режет
изнутри острым лезвием. Я еще верю в предсказанные встречи, любовь с первого взгляда и на всю
жизнь.
«Где ты сейчас? Что делаешь в данную минуту, и почему мы до сих пор не вместе?» - я вздыхаю,
оглядываюсь, и словно кошка, начинаю обход по новому месту в поисках самого удобного уголка.
В этой квартире нет широких подоконников, и вид из окон совсем не тот. Зато здесь очень уютная
комната с рядом стеллажей, и я просиживаю часами возле читальной лампы - в обнимку с
книжками.
– Скучаешь? – Она выглядывает из-за двери. Ну, наконец-то, теперь я могу думать. – Ты была так
занята переездом, что я решила не отвлекать тебя своей болтовней.
– Я рада, что ты пришла. – Я первый раз говорю Ей это вслух. – Знаешь, в большинстве случаев я
ненавижу тебя, но сейчас я рада твоему приходу.
– Я знаю. – Она крутится перед зеркалом, поправляет колготки на своих длинных тонких ногах.
Локоны спадают на плечи, на голове золотая заколка, тонкое эластичное платье цвета лимона. Она
очень красивая. – Ты меня ненавидишь, потому что не хочешь слышать правду. Никто не хочет
слышать правду о себе, но не у всех есть я, чтобы напомнить об этой правде. – Она мерзко
хихикает, отчего у меня по коже бегут мурашки. Мне становится не по себе.
– Скажи, а что еще мне нужно знать, чтобы снова стать счастливой?
– Тебе не нужно знать, знание – это боль; тебе нужно вспомнить, а дальше ты поймешь, что
делать.
Я раздраженно пожимаю плечами: так часто слышу это «тебе нужно вспомнить», что уже даже не
пытаюсь вспоминать. На самом деле мне хочется задать другой вопрос.
– Что именно? – Она слышит мои мысли. – Ах, он. Да, конечно, скоро.
– Надеюсь, в этой жизни?
– Конечно, в этой. Ты же сама все чувствуешь – осталось ждать совсем недолго.