проводник в мир света.
Моя жизнь изменила тональность, но, к сожалению, в душе остается слишком много потаенных
мест, чтобы оторваться от постоянных размышлений и начать жить сегодняшним днем.
– Мила! – От неожиданности ложка выпадает из рук и опрокидывает вслед за собой баночку с
йогуртом. Я сильно вздрагиваю и оборачиваюсь. Артур, вопросительно подняв брови, стоит
безупречно одетый и сердитый. – Мила, ты еще не готова?! Мы же договорились, что в два
уезжаем.
– О, Боже! Дорогой, я совсем забыла.
– Мила, ты слишком часто многое забываешь. Может, тебе стоит ставить напоминание в телефон?
И ты снова не поела. Йогурт вместо обеда – это неправильно.
«Я знаю!» - думаю я, но ничего не отвечаю и иду собираться. С одной стороны, мне очень
нравится, что он обо мне заботится. С другой стороны, меня постоянно угнетает и задавливает
ежесекундный контроль и забота со стороны другого человека. Я не привыкла, чтобы обо мне
заботились, чтобы за меня думали и решали. И это меня раздражает, но я не связываю это с
действиями Артура, потому что он слишком мне дорог. Каждое действие этого мужчины
наполнено для меня скрытым важным смыслом.
«Как я жила до него? Как я жила без него? Что я делала, о чем думала?» – Я уже не в состоянии
четко ответить на эти вопросы, так как с радостью забыла прошлое. Забыла в очередной раз.
Все идет хорошо, и в моей жизни снова стремительные перемены – но что же до сих пор гложет
меня? Каждое утро я просыпаюсь в холодном поту и безуспешно пытаюсь поймать улетающий сон
за хвост. Что мне снится?
* * *
В эту ночь мне снилось детство: бабушка, Слава, дяди и тети, папа – все наше семейство. Кого-то
не хватало, и во сне я пыталась понять, кого именно. Я переходила от одного члена семьи к
другому и заглядывала им в глаза.
Они, как сговорились, все молча кивали головой и с соболезнованием улыбались. Мне недавно
исполнилось четырнадцать лет, и я чувствовала себя совсем взрослой, способной справляться со
всеми проблемами.
Я оглянулась, бабушка одной рукой показывала на дверь, а другой вытирала слезы. Мне стало
страшно.
«Мила», - кто-то звал меня из-за двери. – «Мила, помоги. Помоги мне» - Чей это голос? Нежный,
но тревожный, дарящий детство и одновременно лишающий его, делающий меня такой
несчастной?
Я осторожно шла к двери, слушая собственное дыхание и громкий стук сердца: тук-тук, тук-тук,
тук-тук. Взялась за ручку: дверь с легким скрипом распахнулась, и меня, словно из темного
подвала, накрыл душный сладко-кислый запах беды.
«Мила, помоги. Помоги мне, дочка».
«Мама...» - Я замерла в оцепенении. – «Мама, ты опять сделала это?! Опять, опять, опять! Ты
снова? Снова напилась?!»
Я сползла по стене, рыдая, утирая рукавом льющиеся слезы, пиная ногами кровать:
«Три месяца назад ты умоляла простить, целовала, плакала, обещала, что не будешь! Три месяца
назад!! Ты обещала!»
«Мила, прости меня! Прости меня, дочка», - мама шептала, уткнувшись в подушку. – «Прости
меня. Мне плохо».
«О, как я тебя ненавижу! Я не-на-ви-жу те-бя!!» - я кричала так громко, что горло начало саднить,
и голос надорвался.
Я колотила кулаками в стену, пинала стулья – от безысходности и гнева. И начала кричать:
«Умри же, наконец, и оставь меня в покое! Ты слышишь меня, я хочу, чтобы ты умерла!» - я не
знала, слышала ли она меня, но что-то произошло. С этой минуты моя душа разорвалась на части.
Какая-то часть затаилась и стала поджидать, чтобы восстать против меня самой, и это была та
часть меня, которая прокляла собственную мать…
– Я вспомнила.
– Я знаю. – Она кусала ногти, сидя на подушке на полу. – Я все знаю.
– И что мне теперь делать дальше?
– Решение придет само, нужно только сосредоточиться, сконцентрируйся и думай о том, что тогда
произошло, и что было дальше, а также на том, что бы ты хотела иметь сейчас.
И я стала думать. Я думала постоянно: по дороге на работу, домой, на обеде, во время беседы с
начальницей, во время отдыха, разговоров с друзьями. Я вспомнила все до мелочей, и чем больше
я вспоминала, тем хуже мне становилось. Меня тошнило так, что все внутренности готовы были
выпрыгнуть из меня, как в каком-то фильме ужасов. Сомнения и странные мысли, как бесы,
разрывали мою голову на части, где-то в животе поселилась ничем не приглушаемая ноющая боль.
Моя мать была источником жизни для меня самой. Она была той неискоренимой неопровержимой
частью бытия, которая несла в себе абсолютную, непосредственную, непредвзятую любовь по
отношению ко мне.
Я как часть матери была и ее отражением в реальности. Отвергая мать, я отвергла часть самой
себя, не желая примиряться и понимать существование этой части во мне. Каким-то образом
происходящие изменения в моей жизни соскользнули из области сознательного в подсознательное,
командуя моим телом незаметно.
Мое подсознание стало избегать и опровергать все, так или иначе связанное с матерью: еду,
одежду, манеру поведения, черты характера. Мое сознание, лишенное всего материнского, включая
истинную ласку, внимание, заботу, любовь, отзывалось сильной болью в реальности, которую
болезнь способна была лишь заглушить, помочь забыться.
Двойная жизнь – во сне и наяву, стало суровой реальностью резкого перехода из состояния
безоблачной радости детства в состояние четко очерченных границ взрослой жизни. Мои
потребности в нежности и поддержке не успевали за моими амбициями личного роста и желания
полной свободы.
Постепенно мои мысли упорядочились и успокоились. Я знала, что это лишь первая нитка из
запутанного клубка, но дышать стало значительно легче. Головой я понимала, что нужно делать
дальше, но собраться с духом долго не могла, пока Артур не начал со мной разговор о моей
матери.
Он спросил, долго ли я собираюсь игнорировать существование своей матери и не хочу ли помочь
ей перебраться поближе. Дело в том, что после развода с отцом мама переехала жить в другую
область, откуда она была родом, поближе к родственникам. Отец отказывался помогать, а жить в
провинции оказалось очень тяжело, и я это знала.
Первые слова Артура о помощи матери сильно напугали меня, так как я поняла, что пришло время
действовать и принимать решения. Затем, осмыслив сказанное, стало понятно, что рано или
поздно к этому я должна была прийти самостоятельно, так что Артур только немного ускорил
процесс.
Спустя два месяца, путем активных действий и волнений со всех сторон, мама перебралась жить
ближе к нам. Я все еще таила глубоко затаенные страх и обиду, но постепенно они выжигались
лучиками света счастья от осознания воссоединения с той частью, которая, казалось, давно
умерла.
Однажды я поймала себя на мысли о том, что Она уже давно не приходила, и мне Ее не хватает. За
эти годы я так привыкла к Ее комментариям и советам, что стало трудно жить только своими
мыслями и выводами.
Срывы прекратились, оставив за собой лишь шрамы в душе, неприятную тревогу при виде
большого скопления людей за столом с едой и желание убежать, куда глаза глядят от проблем,
требующих срочных и активных действий.
«Кто я?» – я словно осталась стоять без одежды посредине огромного дикого поля – теперь мне
предстояло заново знакомиться с собой, стать честнее, откровеннее, отважнее. Я была готова к
этой трудной, но интересной работе, требующей концентрации, усердия и порой усилия воли.
Она пришла ко мне через месяц после моих тщетных попыток разобраться с очередной
внутренней задачей, как всегда, свежая, элегантная и красивая: