Когда в сенате читался этот цезарский указ, все собрание с изумлением и радостью слушало его. По окончании чтения раздался единодушный возглас: «Да здравствует кроткий Марк Аврелий!»
Многие порицатели Марка Аврелия обвиняют его в скупости. Но щедрость его к народу, огромные суммы, истраченные им для вспомоществования населению, разоренному в разное время пожарами, землетрясениями и голодом, и наконец, значительное понижение казенных податей и сложение недоимок – все это вполне опровергает ложное обвинение. Марк Аврелий был действительно бережлив, но лишь для того, чтобы рассыпать деньги без счету, когда дело шло о помощи и благоденствии подданных. Этот великий цезарь говаривал: «Подданные платят весьма охотно обыкновенные налоги, когда видят, что монарх тратит их не на роскошь, а на всенародную пользу, они благословляют бережливость, когда цель ее – щедрая помощь во время бедствий».
Войну он ненавидел как позор и бич человеческого рода. Возвращаясь из победоносных походов своих, он скорбел душою, и следы этой скорби остались в записной книжке его.
Что же это за философское учение, пробудившее столько величия души? Откуда взялись не только все основы истинной человечности, но и нравственная сила для приложения этих основ к ежедневной жизни? Записная книжка Марка Аврелия отчасти дает ответ на этот вопрос. <…>
Марк Аврелий записывал для себя одного. Мысли набросаны так, как они толпятся в голове человека, обремененного делами, который вспоминает вечером прожитый день. <…>
Император силою своего духа поднимается выше стоического учения, на котором был воспитан, и, врываясь в область чистой этики, зрелостью сознания своего приближается к учению Евангелия[3].
Первая книга
От Вера[5], моего деда, я унаследовал сердечность и незлобивость.
От славы моего родителя[6] и оставленной им по себе памяти – скромность и мужественность.
От матери[7] – благочестие, щедрость, воздержание не только от дурных дел, но и дурных помыслов. А также – простоту образа жизни, далекую от всякой роскоши.
От прадеда[8] – то, что не пришлось посещать публичных школ; я пользовался услугами прекрасных учителей на дому и понял, что на это стоит потратиться;
От воспитателя[9] – равнодушие к борьбе между Зелеными и Голубыми[10], победам гладиаторов с фракийским или галльским вооружением. Неприхотливость, выносливость в трудах, несуетливость и стремление к самостоятельности в решении дел, невосприимчивость к клевете.
От Диогнета[11] – нерасположение к пустякам, недоверие к россказням чудотворцев и волшебников о заклинаниях, изгнании демонов и тому подобных вещах. А также и то, что не разводил перепелов[12], не увлекался глупостями, а отдался философии, слушая сначала Евтихия, затем Андрона и Мециана[13]. Уже с детских лет писал диалоги и полюбил простое ложе, звериную шкуру и прочие принадлежности эллинского образа жизни[14].
От Рустика[15] – мысль о необходимости исправлять и образовывать свой характер, не уклоняться в сторону изощренной софистики и сочинения бессмысленных теорий, не составлять увещательных речей, не разыгрывать напоказ ни страстотерпца, ни благодетеля, не увлекаться риторикой, поэтическими украшениями речи, и не разгуливать дома в стóле[16]. Благодаря ему я пишу письма простым слогом – по примеру письма, написанного им самим из Синуэссы[17] к моей матери. Я всегда готов к снисхождению и примирению с теми, кто в гневе поступил неправильно, оскорбительно, едва они сделают первый шаг к восстановлению наших прежних отношений. Я стараюсь вникнуть во все, что читаю, не довольствуясь поверхностным взглядом, но не спешу соглашаться с многоречивыми пустословами. Рустик первый познакомил меня с воспоминаниями об Эпиктете[18], ссудив их из своей библиотеки.
3
Распространенно об этом высказался британский философ Джон Стюарт Милль. В своем сочинении «О свободе» он пишет: «Если когда-либо кто-нибудь из правителей был вправе считать себя лучше и просвещеннее своих современников, то это император Марк Аврелий. Абсолютный владыка всего цивилизованного мира, он всю жизнь был не только безупречным судьей, но и – чего можно меньше всего ожидать от стоика – сохранил нежнейшее сердце. Немногие недостатки, приписываемые ему, извинительны, а его сочинения – высочайший этический дар древности – мало чем отличаются от учения Христа. Если смотреть не догматически, то он, преследовавший христиан, был более христианином, чем почти все христианские короли. Император знал, что состояние общества плачевно. Он считал своим долгом не допустить его распада и не видел, как объединить общество, если существующие связи исчезнут. Новая религия открыто угрожала им, значит, его долг – не принять эту религию, а уничтожить. Теология Христа к тому же не казалась ему верной и богоданной. Странная история распятого бога была неправдоподобной, а система, покоящаяся на столь невероятной основе, не могла для него быть тем обновлением, которым оказалась после всех невзгод. Кротчайший и симпатичнейший из философов и царей с торжественным чувством долга начал гонения. По-моему, это один из трагичнейших фактов истории». (Цит. по:
4
Как в настоящем, так и во всех остальных параграфах первой книги, глагола (здесь: «унаследовал»), выражающего отношение между упоминаемыми добродетелями, лицами, о которых говорит Марк Аврелий, и им самим, не имеется. Он замещен предлогом παρά (
5
Марк Анний Вер – дед Марка Аврелия с материнской стороны, римский сенатор, дважды бывший консулом.
6
Отец Марка Аврелия, Пубий Анний Вер, претор, умер в молодых годах. Его сестра Фаустина была женой Антония Пия.
9
Кого имеет здесь в виду Марк Аврелий, в точности неизвестно. Быть может, стоика Аполлония Халкидонского.
10
Зеленые и Голубые – партии на конских ристалищах, получившие свои названия по цветам наездников. Обычную пару гладиаторов составляли
11
О Диогнете упоминает Капитолин в своем «Жизнеописании Марка Аврелия» как о специалисте в живописи.
13
В тексте, собственно, другие имена: Бакхий, Тандасид и Маркиан. Но так как эти имена совершенно неизвестны, то авторы
14
По свидетельству Капитолина, Марк Аврелий уже с двенадцати лет вел почти аскетический образ жизни, рекомендуемый стоическим учением (
15
Юний Рустик, философ-стоик, наставник и друг Марка Аврелия, пользовавшийся особым расположением императора.
16
Стóла – длинная туника с рукавами, собственно часть туалета римской матроны, иногда носилась и мужчинами.
18
Эпиктет сам ничего не писал, и всеми нашими сведениями о его учении мы обязаны его ученику Арриану.