К двери – она закрыта. И, о боже, ключа нет. Как и терпения. Что делать? Валентин разгоняется и
за пару раз вышибает дверь. Направляется в туалет. И тут же возвращается, вспомнив, что если по
коридору будет идти шебутной однокурсник, дверь, прислоненную им аккуратно к стенке, обязательно утащит. Ищи потом ее!
Валентин возвращается, берет дверь и марширует с нею в туалет. Неудобно, зато надежно.
Сделав дело, гуляка вдруг обращает внимание, что двери комнаты и кабинок одинаковы по
размеру. Только цветом разнятся: первая – бежевая, а вторые – синие. Но последние ведь – целые, в отличие от пострадавшей. Недолго думая, Валентин двери меняет. И, вернувшись, навешивает
раздобытую целехонькую дверь на завесы в комнате. Остается успеть до занятий врезать замок.
Он одевается и отправляется в магазин за оным.
В это время коменданту взбрело в голову в очередной раз проинспектировать свои владения.
Заходит в туалет на пятом этаже. А там на кабинке дверь мало того что иного цвета, так и с
указанием номера комнаты. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы пойти к вышеозначенной
комнате. На ней комендант видит синюю дверь с большой буквой «М».
Короче говоря, пока ребята вернулась из столовой, а виновник ЧП из магазина, они все ретивым
комендантом из общежития уже были выселены.
***
С некоторыми преподавателями у меня определенно не складываются отношения. Теперь с
майором Жуковым на «военке». Армию с ее «Есть!», «Никак нет!» и «Так точно!» я давно терпеть
не могу, а тут – то же солдафонство некоторых офицеров. Но ведь это УНИВЕРСИТЕТ, а не
затерянная в тайге военная «точка»! Да и поступал я в гражданский вуз, на фига мне эта «военка»?
Почему никто не спросил, хочу я эти занятия посещать или нет?! Почему ее навязывают всем без
разбора?
Коса на камень нашла вчера. Командир взвода из числа студентов, увидев, что вышеупомянутый
майор заходит в аудиторию, дал привычную команду «Встать! Смирно!». Все вскочили, лишь я не
шевельнулся. Жуков удивленно произносит:
– А вы, боец, почему не встали?
– А я и сидя неплохо себя чувствую. Да и с вами в коридоре уже поздоровался.
– Встать!!! – взбеленился майор.
С моей стороны – ноль эмоций. В конце концов, все закончилось тем, что с помощью
заведующего кафедрой меня с занятий выдворили. И без промедления доложили об этом в
деканат. Вопрос встал ребром: или я приношу Жукову свои извинения, или меня отчисляют с
«военки», что автоматически влечет за собой исключение с университета.
Выбор – не приведи господи делать подобной никому. Извиняться я, конечно, не намерен. Однако
и терять университет не хочу.
***
По-моему, это уже катастрофа! Хотя начиналось все с неумного куража. Сидели мы на лекции, по
традиции на задней парте, – я, Толик Шилоший и Антон Щегельский. В перерыве между парами –
конец декабря – всем раздали анкеты газеты киевской областной молодежной газеты «Молодая
гвардия» (я там, кстати, несколько раз печатался). И попросили, заполнив, в конце занятий (пара
была последней) сдать старосте курса.
Наша троица с азартом взялась за дело. Причем сообща заполняли одну анкету. В графе
«Фамилия, имя, отчество» указали данные… нашего декана. В графе «Должность» написали
«Доцент-онанист». Хобби? «Обслуживаю Нелю». Какая статья, опубликованная в течение года,
больше всего понравилась? «Изнасилование гермафродита группой педерастов». Ну, и дальше – в
таком же духе.
Анкету пустили по рядам (творчество хоть кем-то должно быть признано). Публика читала и
веселилась. Тут прозвенел звонок и все рванули по домам.
На следующее утро обстановка на факультете – словно кто-то помер. Оказалось, помер я как
студент. Заодно со своими «подельщиками».
Короче говоря, декан, вызвав с утра пораньше старосту и парторга курса (мы занимались во
вторую смену), поведал им жуткую историю. Оказывается, пару часов назад к нему зашла
уборщица и со слезами (!) на глазах протянула изрядно измятую бумагу. Вы уже поняли, что это
была злополучная анкета.
Ладно, мы сочинили ерунду! Но где вы видели уборщиц, которые разворачивают и читают
каждую измятую бумаженцию?! Когда же им лоск наводить в аудиториях?
Ясно, какая-то сволочь заложила! Но и декан хорош! Выбросил бы «пашквиль» и баста. Или
вызвал нас по одному, пристыдил. Так нет. Глупой шутке, кажется, стараются придать
политический оттенок.
***
Вчера сыграли шутку – уже добрую! – со старостой нашей группы Юрием Евтушиком. Поздно
вечером спустились на первый этаж (сами живем на четвертом) и взяли у входа «столешницу» с
алфавитными ячейками для писем всех живущих в общежитии. И таки втаскали ее наверх – прямо
под дверь комнаты, где живет объект шутки. То-то, встанет ночью в туалет. Распахнет дверь, а тут
почта с доставкой на дом.
Правда, подежурили, дабы быть свидетелями реакции старосты, только до двух часов ночи. Пиво
закончилось, и мы отправились спать. Пикантную картину за бесплатно наблюдали другие. Равно, как и то, как «столешницу» тащили опять вниз.
1974 год
Наша группа сдавала первый экзамен зимней сессии. Каждый из «фигурантов-анкетчиков», чтоб
вы не сомневались, получил по развесистому «неуду». И это притом, что у меня, к примеру, в
зачетке за два с половиною года – только несколько четверок, а то все «отлично». Ясно, что
пускают нас по тому же замкнутому кругу, что в свое время Цымбала и Лазаренко. Чтобы
исключить за неуспеваемость.
И в самом деле, не напишешь же в трудовой «Исключен за то, что обозвал декана онанистом». По
той простой причине, что такой статьи в КЗОТе пока нет.
***
Второй экзамен. И Антон, и Анатолий поимели по «двойке». Я в аудиторию не зашел, хотя был
вместе с группой. Зачем давать повод преподавателю получать удовольствие?
***
На третий меня уговорили все-таки пойти. Снова пустил товарищей по несчастью вперед. И снова
у обоих – неудовлетворительно (за три «хвоста» исключают автоматически). И все-таки
переступаю порог аудитории. Хоть в глаза преподавателю посмотрю – больше ведь не увижу.
Беру билет, готовлюсь, отвечаю. И, честное слово, отвечаю классно. Те, кто зашел после меня и
готовится, с интересом наблюдают за развитием событий. Задав дополнительный вопрос, молодая
преподавательница (недавно у нас появилась) извиняется и говорит, что ей надо на пару минут
выйти. Мои друзья и супруга, караулящие в коридоре, потом сказали, что бегала та в деканат. Но
мы-то, сидящие на экзамене, этого не знаем.
Возвращается. Задает мне еще пару вопросов. И – вы не поверите! – снова заявляет, что должна
выйти. Не было ее минут шесть. Наконец заходит. И говорит, протягивая мне зачетку:
– Придете на пересдачу!
Выхожу и иду к гурьбе меня поджидающей.
– Что?! – одними глазами спрашивает меня супруга.
– На пересдачу! – отвечаю я.
Мы начинаем бурно обсуждать отлучки преподавательницы в деканат. Что бы это значило? И
вдруг супруга толкает меня в бок:
– Тебя зовут!
Я оборачиваюсь. На ступеньках – преподавательница, только что не принявшая у меня экзамен. Я, недоумевая, подхожу.
– Извините, пожалуйста, меня, – слышу совершенно неожиданное. – Вы предмет знали. Но я иначе
не могла. Еще раз простите!
Что ни говорите, а это – ПОСТУПОК.
***
Сознание в СССР, вопреки утверждению классиков марксизма-ленинизма, определяет не
материальное бытие, а идеологическое битье.