соль.
***
1 января 1961 г. Хрущевская денежная реформа 10:1. Но… Монеты достоинством в 1 копейку
обмену не подлежали – в обороте их было ничтожно мало.
И, надо же произойти такому счастливому совпадению! Года за два до этого я начал собирать, да-
да, копеечные монеты. В спичечный коробок входило ровно 100 штук. Таких «копилок» у меня на
момент реформы набралось ровно восемь – и столько же рублей. Новой, удесятеренной, покупательской способности!
Иными словами, если еще 31 декабря моя мечта – лыжи в универмаге стоили 80 рублей, то 1
января – только 8. То бишь, сумму, имеющуюся у меня на руках. Можете не сомневаться, едва
дождавшись открытия магазина, я уже был в нем со своими спичечными коробками. Попросил
продавщицу подать мне лыжи и вывалил всю наличку на прилавок. Безусловно, чтобы
пересчитать 800 монет понадобилось время, а я спешил. Спешил скорее придти домой, надеть
лыжи и рвануть на карьер. На собственных, на блещущих лаком! Вот будет фитиль друзьям.
Увы, по плану прошла только первая часть задуманного: домой я пришел, лыжи надел и на картер
рванул. Но, переезжая через сточную канаву, неудачно сманеврировал и одна из лыж сломалась в
аккурат пополам – под ступней. Когда я оную снял, вкупе ее держала лишь рифленая резиновая
штуковина, на которую ставится нога.
Уже не с двумя, а с тремя лыжами вернулся домой. Как отец ни старался, вернуть лыжу к жизни
не удалось. Так бесславно пропали мои 800 однокопеечных монет.
***
В школьном буфете продают пирожки из кукурузной муки с гороховой начинкой. Горячими эти
«хрущевские изделия» – еще ничего. А остынут – шпаклевка шпаклевкой.
***
Летом 1961 г. вместе с братьями Петром и Владимиром Левандовскими шли на Масальский
(остров на реке Удай, где расположен городской пляж). За какой-то мелочью – кажется, пачкой
печенья – зашли в продуктовый магазин. Продавец отпускала товар. Я в это время подошел к
противоположному прилавку. И там, в ящичке с ячейками, увидел сиротливо лежащие… 20
копеек. Это была полновесная порция мороженого, да еще на газировку оставалось!
Долго колебался между чувством стыда и соблазном в виде пломбира. Второе победило. Протянув
руку, я нашел одинокой монете хозяина.
А потом не один месяц мучился, что стал вором.
***
Мне лет 10-11. Живем во времянке. Вместо забора – украинская разновидность плетня («ліса» –
вертикально стоящие лозины).
Раннее осеннее утро. С другой стороны улицы меня передразнивает Николай Пороло – шкет, моложе меня. Улучив момент, стартую, дорогой выдернув прут из плетня. Догоняю и со всей
пацаньей дури шмякаю по голове обидчика. Он неожиданно падает и вопит, по голове начинает
течь струйка крови. Откуда она, если ударил я лозиной?
Появляются взрослые. Начинается разбирательство. А чтобы была понятна суть, нужно вернуться
на десяток часов назад.
Глубокая ночь. Мне, как назло, приспичило справить нужду – да еще тяжелую. Идти в туалет, расположенный в темном углу двора, – страшно. И я не нахожу ничего умнее, как присесть под
плетнем (днем, мол, полка никто не увидел, уберу).
И надо же случиться такому совпадению: гонясь за Николаем, я выдернул прут, к нижнему концу
которого намертво примерзла …львиная доля моих ночных испражнений. Этим случайным
«кастетом» я и приложился к голове бедолаги.
***
Когда начались жуткие перебои с хлебом, мне было 13 лет. В одни руки, помню, давали не более
двух буханок. А что это на семью, пусть даже всего из четырех человек, если основной рацион
питания – именно хлеб?
Так вот, чтобы взять оного больше, в магазин отправлялось не менее двух человек. Очередь
занимали с вечера. Возле лавки и ночевали.
Причем летом даже ложились спать. Прямо на тротуар. И строго в порядке очереди. Так и лежали, ее …не нарушая.
***
В Пирятине до войны существовал пороховой склад (точнее, арсенал). При отступлении советские
войска оружие частично эвакуировали, а частично – взорвали, дабы то не досталась немцам.
Так вот, территория, где он находился, стала излюбленным местом отдыха ищущих приключений
пацанов (девочек я там никогда не видел). Мы все, как ненормальные, рыли землю в надежде
найти что-нибудь взрывоопасное. И находили, надо заметить, очень часто. Особенно патроны и
боеголовки к минам. Последние, научившись ставить на боевой взвод (необходимо боеголовку
развинтить и вынуть «прокладку» из шариков), естественно, взрывали.
В этот раз «рванули» на городском кладбище, сами залегши за удаленным надгробием. Высоко в
воздух – мы такого не ожидали – взлетел огромный ком земли. Его увидели рабочие
расположенного напротив кирпичного завода. И стремглав – на кладбище. Мы – наутек.
Хотя нас и поймали, но, как выяснилось ближе к вечеру, узнали. И поставили в известность
родителей.
Во время «допроса с пристрастием» мы рассказали что к чему. И признались, что боеголовки –
правда, еще не взведенные у нас есть еще. Показали место, где те закопали – во дворе у братьев
Петра и Владимира Левандовских.
Их отец в сердцах выбросил изъятое в уборную. А к утру опомнился: а вдруг там что-то
проржавеет и кого-то вместе с отхожим местом поднимет в воздух?
Кликнули – отец, как директор местной нефтебазы, имел такую возможность – саперов. А, надо
отметить, отхожее место Левандовские устроили на месте ямы, из которой во время строительства
усадьбы изымали глину. Глубина зашкаливала ...за восемь метров. И уже до половины, простите
за натурализм, была заполнена дерьмом. Щуп на такую глубину не доставал. Да и двигать им в
густой жиже оказалось весьма непросто.
Начали обсуждать, как поступить. Разговор, в основном, сводилась к двум вариантам: отсосать
содержимое с помощью ассенизационной машины и, предварительно сняв будку, подорвать
боеголовки непосредственно в яме.
Оба высшее военное руководство отвергло. В первом случае, опасались несанкционированного
взрыва, во втором – очень большого разброса дурно пахнущего вещества. Да и собирать
боеголовки, которые разлетятся вокруг (среди них могут оказаться и уцелевшие, а потому –
опасные), было бы чрезвычайно проблематично.
Итог – будку перенесли в другое место. А яму засыпали и забетонировали. А с нами еще раз
провели строгую воспитательную работу – не обошлось и без ремня.
***
Нам – по 15. Естественно, уже интересуют девушки, перед которыми каждый ходит гоголем. А
еще модными стали катания на велосипедах.
Очередное мальчишечье сборище у дома моих родителей. От новой подруги возвращается
незнакомая девушка. Дело молодое – слово по слову, и мы уже все знакомы. Конечно, кто как
может, выпендриваемся. Прозвучало слово «цветы».
И вдруг заявив «Сейчас!» рвет велосипед с места Сашка Запорожец. Мы удивленно
переглядываемся: где на нашем «кутку», да еще вечером, взять цветы?!
Но через десяток минут наши глаза лезут на лоб, когда выпендрежник вручает «даме» роскошный
букет пионов. Как мы потом ни расспрашивали товарища, где и как, на чьем неизвестном нам
огороде, он молчал, как партизан.
Озарило меня на следующий день. Наглец привез цветы …с кладбищенской свежей могилы – в
тот день как раз прошли похороны…
Безусловно, оставаясь джентльменами, девушке впоследствии об этом никто не сказал.
***
В школе мне каждый день давали на завтрак 20 коп. Я никогда их не тратил по прямому