— Щербет? — я обернулась, стараясь не делать резких движений, и парень это оценил. Он нехотя убрал руки и с искренней радостью встретил мой взгляд.
— Вы искали меня?
Невольник стоял с распущенными волосами, в полупрозрачной светлой рубахе, которая мало что скрывала, и песочных узких брюках, так подходящих ему. В вырезе виднелась мужская грудь с небольшим количеством светлых волос, убегающих дорожкой к паху, а соски темными пятнами просвечивали сквозь ткань. Я сглотнула. Это решительно, был мой типаж! Принц, конечно, тоже мне понравился, но он далеко и не хочет меня видеть, а этот совсем рядом на расстоянии вытянутой руки.
— Да, то есть, нет. То есть, я просто спросила… — вдруг растерялась я, и мой собеседник рассмеялся прелестным смехом. Шелковистые пряди волос скользнули по его плечам, ловя отражение многочисленных свечей помещения, а я засмотрелась.
— Так, хотели или не хотели? — игриво спросил он, приближаясь ко мне. Меня укутало ароматом предвкушения удовольствия.
— Хотела, — призналась я, — И сейчас хочу!
Его карие глаза стали еще темнее, он обнял меня обеими руками и не находя сопротивления, поцеловал.
Чистая энергия возбуждения потекла в меня, пока я, перехватив инициативу, продолжала поцелуи. Надо отдать должное Щербету, в этот раз он выдержал минуты две, и я слегка опьянела от этого сладкого дурманящего вкуса. Закрыв глаза, наслаждалась и насыщалась. Когда я оторвала губы, парню даже пришлось меня удержать от падения.
— Осторожно, — шепнул он, вызывая у меня волну мурашек, которые радостно понеслись вдоль спины.
— Щербет, тебе пора! — тактично раздался из-за ширмы голос Феликса, и невольник, отодвинувшись, подмигнул мне на прощание:
— Я был рад вас увидеть! — он повернулся и ушел, оставляя неясный аромат удовольствия.
Когда осталась одна, я осела на стул, пытаясь справиться со своим состоянием. Удивительным образом, от одного лишь поцелуя я получила больше энергии, чем за страстную ночь с Рогрисом или с кем-то другим из представителей сильных рас. Вчера это тоже было, но в гораздо меньшей степени, чем сегодня. Что изменилось? И как это работает? Почему простой человек может отдавать мне столько энергии? А что будет, когда мы с ним действительно займемся сексом?
Глава 12
Продолжаю поиски
Вернулся Феликс и осторожно на меня посмотрел:
— Все в порядке?
— Да, просто, куда его увели?
— У Щербета сегодня клиент. Простите, не могу подробности сообщать.
— Понимаю, — задумалась я. — Он точно человек?
— Да, без сомнения! — ответил Феликс, — И он не справляется…
— Что? В смысле? — не поняла я.
— Он не сможет работать в нашем доме удовольствий, — мрачно ответил мужчина, подкручивая пальцем усы.
— Но почему? Мне показалось, что он вполне… — я замялась, — Вполне хорош. Он нежный и милый…
— Это только он с вами такой, — улыбнулся Феликс, — Знали бы вы, какой он вчера после вашего ухода был, буквально «цвел».
— Что? — я рассмеялась. — Это наверняка из-за монет, которые я ему оставила?
— Не только. Хотя монеты ему помогут существенно снизить свой долг, — кивнул мой собеседник, — Но вы ему понравились по-настоящему.
— Что он разглядел, я же в маске? Хотя, он сказал, что мои глаза как монеты. Так любит золото?
— Ну, возможно! — согласился Феликс, — Он раньше работал с деньгами, так что вполне вероятно. Ну, до того, как сюда попал.
— А как он сюда попал и кем был? — полюбопытствовала я.
— Не могу рассказывать, — засмеялся мужчина, — Расскажу только его владельцу. Вы хотите его купить?
Я задумалась. Вспомнила вчерашний растерянный невинный взгляд Щербета, а потом каким он сегодня был уверенным и сильным, вздохнула.
— А сколько стоило бы дать ему свободу? — спросила я.
— Не свободу. Право владения на него стоит более двухсот монет, — сообщил Феликс, — Если скажете, я все оформлю.
— А как вообще эта цена рассчитывается?
— Ну, должник, преступник или ребенок, если не может возместить долг родителя, пьет зелье забвения и становится рабом. А уж солдатом, слугой или работником публичного дома, решает владелец. Именно он может перепродать раба, сам назначая ему цену.
— Почему же Щербет не справляется?
— Он не заинтересован в том, чтобы нравиться клиенткам, он ненавидит эту работу.
— Любить рабство и потерю памяти, наверное, никто бы не стал, — сказала я.