— Ну и квартирка! С души воротит! — с расстановкой воскликнул Келлер. — И вы потратили столько денег на все это дерьмо? Боже милостивый... — Он показал пальцем на Магритта. — Как можно повесить такое на стену?
Элизабет ничего не ответила. О чем говорить с невеждой, мужланом? Ее спина именно это и выражала, когда она повернулась и прошла мимо него в гостиную.
— А где спальня? — спросил Келлер.
— Вон там. И не говорите, что спальня тоже кажется вам безобразной, потому что спать вам придется именно там.
Комнату для гостей художник-декоратор, один из друзей Элизабет, отделал под натуральную кожу. Прилегающая ванная выглядела как каюта корабля. Келлер повернулся к Элизабет. Взгляд у него был каменный.
— Это мужская комната. А вы сказали, что живете одна.
— Была мужская комната, — ответила Элизабет. — Сейчас здесь никто не живет.
— Пока не подыщете очередного любовника?
Элизабет залепила ему пощечину. Она не отдавала себе отчета в том, что делает, иначе она не решилась бы его ударить. Ее рука сама собой потянулась к его лицу.
— Не смейте так со мной говорить!
Келлер шагнул к ней.
— Попробуйте только тронуть меня! Не приближайтесь ко мне!..
Келлер никогда бы не повел себя так, если бы она не произнесла последние слова. Он бы стерпел эту пощечину, потому что такая женщина, как она, не могла простить ему оскорбления. Но то был возглас ужаса, физического страха, отвращения, который ударил по его взвинченным нервам и заставил его взорваться. Он приехал сюда за семь тысяч миль, чтобы убить человека, которого никогда не видел. За деньги, о которых никогда не смел мечтать. Он сам сунул голову в эту петлю, а теперь что-то не сработало. Тщательно подготовленный план провалился. Никто не встретил его в аэропорту, его бросили с этой девицей, которая так враждебно и презрительно на него смотрит, боясь, что он прикоснется к ней, будто он не человек, а какое-то грязное животное. Не сметь ее тронуть! Всю дорогу от Бейрута, вдыхая ее запах и касаясь ее ноги, он так хотел это сделать!
Он схватил ее за руки и, заломив их ей за спину, склонился над ней, прижавшись всем телом, и вынудил ее откинуть голову. От боли ее рот открылся, и Келлер впился в него поцелуем. Элизабет сомкнула губы, вертя головой, безуспешно пытаясь вырваться. Он нарочно делал ей больно, чтобы доказать, что она имеет дело с мужчиной и лучше ей не брыкаться. Элизабет не сдавалась — она пинала его, извивалась, издавая какие-то звуки под его ртом, но потом затихла, и он разомкнул ей губы. Тело ее обмякло, время, казалось, остановилось. Реальным было только ощущение прижавшегося к ней мужчины. Он отпустил ее руки, и они бессильно упали вниз. Келлер запустил пальцы ей в волосы, придерживая ее голову, чтобы легче было завладеть ее беззащитным ртом. Элизабет перестала что-либо видеть и слышать. Она повисла в его руках, подымаясь и опускаясь в ритме его поцелуев. Ее руки, словно ими управлял кто-то другой, поднялись и обвили его шею. Очередной любовник, мелькнула дикая мысль. Она знала только одного мужчину, думая, что это и есть любовь. Это был Питер Мэтьюз. Спальня была оборудована для него. Но ни разу, даже в пылу страсти, Элизабет не теряла до такой степени головы, как сейчас.
Первым отстранился Келлер. Он поднял ее, придерживая. Они оба машинально приблизились к постели. Еще момент — и он швырнул бы ее на кровать. Элизабет была смертельно бледна, по щекам струились слезы.
— Вот теперь все на своих местах, — тихо сказал Келлер. — Я могу овладеть тобой в любой момент, когда захочу. А я хочу этого, так что будь осторожна, очень осторожна. — Он подтолкнул ее к кровати и заставил сесть. — Я не хотел тебя обижать. Это ты меня разозлила. Я принесу тебе чего-нибудь выпить. Где ты держишь спиртное?
— Там. — Элизабет не узнала своего собственного, так дрожавшего голоса. — В гостиной.
Келлер вышел. Элизабет посмотрела ему вслед, потом услышала, как он ходит по гостиной, открывает дверцу тумбы, над которой висела картина Кли, услышала звон бокалов и тяжелые шаги Келлера, возвращающегося обратно. Надо уйти, говорила она себе, встать с постели, выйти из спальни. Если он снова тронет ее...
— Выпей, — сказал Келлер, подавая ей бокал, и одним глотком осушил чуть ли не полстакана коньяку. — Тебе лучше уйти в свою комнату.
Коньяк немного ослабил ее напряжение. Элизабет подняла голову:
— Как это вы отпустили меня? Не довели дело до конца?
— Потому что у меня уже хватает неприятностей. Я хотел показать, что будет, если меня оскорбить. Теперь ты знаешь. Не бойся. Я больше не трону тебя.
— Вы вынудили меня ударить вас, — сказала Элизабет. — И я не ищу себе очередного любовника. У меня был только один. Давно.
Она встала и вышла из спальни. Келлер пошел за ней. Проходя мимо зеркала, Элизабет взглянула на себя. Прическа была растрепана, волосы рассыпались по плечам. Она стала собирать их в пучок, нащупывая заколки.
— Оставь их так, — произнес Келлер. — Так красивее.
— Что вы собираетесь делать? — спросила Элизабет.
Ей следовало бы уйти в свою комнату, как он сказал, и запереться там. Надо было что-то солгать, сделать вид, что она оскорблена тем, что произошло. Но Элизабет не могла. Она была слишком правдива, чтобы попытаться обмануть его. Ведь под конец она сдалась. И если бы сейчас он подошел и обнял ее, она бы не сопротивлялась.
— Собираюсь что-нибудь поесть, — сказал Келлер. — Не беспокойся обо мне.
— Я приготовлю что-нибудь для нас обоих. Если уж вы остаетесь тут, можете рассчитывать на мое гостеприимство. Хотим или не хотим, но мы оба впутаны в это дело, что бы оно собой ни представляло. Я сварю яйца и приготовлю кофе.
Он ничего не ответил и ушел в отведенную ему комнату. Достал бритву, пижаму. Если повезет, может, ему и не понадобятся эти вещи. А уж если очень повезет, может быть, кто-то позвонит и он уйдет из этого дома и от этой женщины сегодня же. Он злился на себя за то, что так поступил с ней. Это плохой признак. Признак того, что он не владеет собой. Не понравилось ему и выражение лица Элизабет, и то, что он не сдержался, когда она попыталась заколоть вверх свои золотистые волосы. Все это похоже на какое-то дикое недоразумение. Келлер вывалил из чемодана вещи и выругался. Он не подойдет к ней ближе чем на шаг. Это во-первых. Надо держаться от нее подальше, чтобы не чувствовать запаха ее духов, случайно не коснуться ее, а то он опять распалится. Да он и не хочет с ней связываться. У него есть своя женщина, женщина, которая любит и ждет его в Бейруте. Он ни в чем не должен быть замешан, если хочет получить свои пятьдесят тысяч.