— Я сказал девчонку, а не выпивку.
— Я не знаю, где их искать, — в отчаянии пробормотал Андре. — Я даже не знаю, что им говорить.
— Какой ты тупой, дружище. Придется, видимо, сломать тебе руку. Ты отлично знаешь, что их полно в баре.
— Ну и что я скажу им? — лицо Андре исказила боль.
— О, господи! Тупой пожиратель лягушек. Просто спустись вниз и покажи им деньги. Можешь вообще не раскрывать рта.
— Ты делаешь мне больно.
— Ты, наверное, шутишь, — Вэлли еще сильнее вывернул руку, и по блеску его маленьких, залитых алкоголем глаз Брюс понял, что причинять боль — удовольствие для Вэлли. — Ты идешь, дружище? Выбирай: или девчонка у меня, или сломанная рука у тебя.
— Хорошо, хорошо, — выбрал Андре. — Если ты хочешь, я схожу.
— Хочу, — Вэлли отпустил руку, и Андре выпрямился, потирая запястье.
— Посмотри, чтобы была чистая и не очень старая. Слышишь?
— Да, Вэлли, сейчас приведу, — Андре двинулся к двери, и Брюс увидел, что его лицо искажено страхом.
«Какие замечательные ребята, — подумал он. — И я один из них, но в тоже время я в стороне от них. Я просто зритель, и они волнуют меня не более, чем плохой спектакль». Андре вышел.
— Выпьем еще, дружище, — воскликнул Вэлли. — Я даже налью тебе сам.
— Благодарю, — Брюс принялся зашнуровывать второй ботинок. Вэлли поднес ему стакан, и он попробовал напиток. Крепость виски совсем не сочеталась со вкусом пива, но он все же выпил его.
— Ты и я, — говорил Вэлли, — Мы — лучшие из них. Мы пьем, потому, что хотим, а не потому, что должны. Живем, как хотим сами, а не как говорят другие. У нас много общего, Брюс. Мы должны быть друзьями. Мы ведь похожи.
Язык его слегка заплетался от выпитого.
— Конечно, мы друзья. И я считаю тебя одним из лучших, Вэлли.
Брюс говорил абсолютно серьезно, без тени сарказма.
— Ты шутишь? Как же так? Мне всегда казалось, что ты меня терпеть не можешь. Никогда бы не подумал, — он удивленно покачивал головой, внезапно расчувствовавшись под действием виски. — Это действительно правда? Я тебе нравлюсь, и мы можем стать приятелями? Как ты относишься к этому? Каждому человеку нужна опора в жизни.
— Ну, конечно же, мы приятели. Здорово?
— Вот здорово, дружище, — искренне воскликнул Вэлли.
«Я ничего не чувствую, — подумал Брюс, — ни отвращения, ни жалости. Только так можно обезопасить себя. Они не смогут ни разочаровать тебя, ни вызвать в тебе отвращение, ни раздавить тебя вновь».
Андре ввел в комнату девушку. Простое приятное лицо, накрашенные губы
— рубины на янтарном фоне.
— Молодец, Андре, — захлопал в ладоши Вэлли, разглядывая ее фигуру. На ней были туфли на высоком каблуке и короткое приталенное платье.
— Иди сюда, конфетка, — Вэлли протянул к ней руку, и она без тени смущения с яркой профессиональной улыбкой пересекла комнату. Мужчина притянул ее к себе на кровать. Андре остался стоять у дверей, а Брюс поднялся, надел камуфляжный китель, застегнул ремень и поправил кобуру с пистолетом.
— Ты уходишь? — Вэлли уже поил девушку из своего стакана.
— Да, — Брюс надел головной убор с яркой, красно-зелено-белой эмблемой Катанги, придающей всей форме неестественно веселый вид.
— Останься ненадолго, Брюс.
— Майк ждет меня, — Брюс взял винтовку.
— Да пошел он! Останься ненадолго, повеселимся.
— Нет, спасибо.
— Парень, посмотри сюда, — Вэлли опрокинул девушку, прижал одной рукой к кровати, а другой задрал платье выше талии.
— Внимательно посмотри и скажи, что все-таки уходишь.
Под юбкой у девушки ничего не было, лобок оказался гладко выбрит.
— Ну, Брюс, — смеялся Вэлли. — Ты — первый. Не говори, что я плохой друг.
Брюс взглянул на девушку. Ее ноги были крепко сжаты, все тело извивалось в попытке освободиться, она глупо хихикала.
— Мы с Майком вернемся перед комендантским часом. Чтобы ее здесь не было.
«Нет никакого желания, — подумал он, глядя на девушку, — все кончено». Он открыл дверь.
— Карри! — закричал Вэлли — Ты тоже придурок! А я думал, что ты мужик. Ты такой же, как и все остальные. Куколка Андре, пьяница Хейг. Что с тобой, дружище? Трудности с бабами? Ты такой же ненормальный!
Брюс вышел за дверь и остановился в коридоре. Насмешка сумела пробить панцирь, но усилием воли он постарался уменьшить причиненную боль. «Все кончено, она не может больше сделать мне больно», — он вспомнил женщину, но не ту, что осталась за дверью, а другую — свою бывшую жену.
— Стерва, — прошептал он, но затем быстро, почти виновато добавил про себя: — «У меня нет к ней ненависти. Ни ненависти, ни желания».
2
Холл гранд-отеля «Леопольд П» был забит народом. Жандармы с выставленным напоказ оружием, громко разговаривающие у стен и за стойкой бара, с ними женщины с цветом кожи от черного до нежно-коричневого, некоторые уже пьяны; несколько бельгийцев с видом ошеломленных и не верящих ничему беженцев; в кресле одинокая плачущая женщина с ребенком; белые люди с военной выправкой, но в штатском; несколько небрежно одетых искателей приключений с горящими глазами, беседующих с африканцами, одетыми в хорошие костюмы; группа журналистов, сидящая с видом стервятников за одним столиком. Все без исключения истекали потом.