В стенах Белой башни Найл не раз совершал путешествия по прошлому, но на этот раз все произошло по-другому, гораздо сложнее и тяжелее. Раньше он передвигался по эпохам безболезненно, панорама истории словно сама разворачивалась перед ним, и можно было с комфортом наблюдать рост первых городов в Месопотамии, Египте и Китае, воцарение кровавых деспотий и строительство каменных храмов, открытие бронзы и железа.
Юность Найла прошла в диком, первобытном Хайбаде, и он не имел ни малейшего представления о многовековой истории развития человечества. Если бы вся жизнь прошла в тесной пещере, он никогда не узнал бы о взлете и падении множества древних империй, о расцвете эллинистической цивилизации и зарождении демократии, о скотском разврате древнеримских патрициев и зарождении христианства, о крестовых походах и великих открытиях Христофора Колумба.
Все эти странствия по прошедшим векам требовали лишь умственного напряжения и никак не были сопряжены с настоящей опасностью.
Просто перед его мысленным взором, допустим, совсем рядом вспыхивал огромный костер, испепеляющий Джордано Бруно, но яростное пламя никоим образом не могло опалить воспитанника Белой башни. И крупное яблоко, срывающееся с ветвей высокой яблони и падающее на благородное темя сэра Исаака Ньютона, никогда не упало бы на голову Найла, осчастливив каким-нибудь великим законом.
Он участвовал в войне за независимость Америки и шел рука об руку с генералом Грантом, пули свистели у висков, но ни одна не смогли бы причинить ему ни малейшего вреда. Точно также Найл безболезненно смешивался с толпой, в упоении разрушающей Бастилию, и встречал на станции допотопный локомотив, в клубах белого пара передвигающийся по рельсам первой железной дороги, видел разноплеменные армии Наполеона и видел поднимающиеся вершины первых небоскребов в Нью-Йорке.
Компьютер Белой башни насыщал его память лавинами информации, но все происходило в искусственном мире виртуальной реальности.
Это было не опаснее, чем рассматривать в цветном альбоме иллюстрации знаменитых картин, – когда, например, он изучал грандиозное полотно Делакруа «Резня на Хиосе», повествующее о кровавой расправе турок на Кипре, то сочувствовал всей душой несчастным киприотам, никак не мог помочь им, но и не рисковал пропустить удар отточенного кривого ятагана.
Раньше он не мог никак участвовать в изображаемых событиях, оставаясь пассивным наблюдателем. Теперь ему предстояло действовать, и он вступал в мир, полный опасностей и неожиданностей…
… Стены Белой башни даже не раздвинулись в стороны, а просто растаяли без следа, оставив Найла в центре безбрежной зеркальной площади, сверкавшей серебряным блеском и напоминавшей неподвижную поверхность горного озера в безветренную лунную ночь.
В полумраке немыслимая тяжесть стремительно навалилась на него, – точно незримая мощная глыба в одно мгновение легла сверху на плечи и заставила согнуться под гнетом невыносимого груза. Повинуясь неумолимой силе, Найл наклонился вперед, согнулся, с трудом удерживаясь на ногах, плечи развернуло вправо, затем еще и еще, и внезапно он почувствовал, как тело под чудовищным давлением начинает вращаться вокруг своей оси.
Ввинчиваясь штопором в монолитный пол, он каждой каплей крови, каждой клеткой тела чувствовал нечеловеческое напряжение. Во все стороны из-под ног брызгала раскалённая каменная крошка, из горла вырывалось натужное сипение, глаза вылезали из орбит, и кости трещали, выворачиваясь в жестоких судорогах.
Стремительным сверлом он крутился и погружался все глубже и глубже. Глаза застилали туманные вихри, завивавшиеся вокруг тесными разноцветными кольцами-фейерверками, а губы сжигал привкус кипящей смолы.
По ощущениям Найлу показалось, что он ушел в породу уже почти по горло.
Перед глазами взмывали ввысь разноцветные сверкающие нити. Пунктирные полыхающие линии поднимались все выше и выше, пока не взорвались и не рассыпались гроздьями красных, желтых, голубых искр с металлическим отливом.
И в этот момент он перестал вертеться и провалился в какую-то красную слизь. Не рухнул, не упал вниз, а завис и начал плавно парить, то поднимаясь, то опускаясь на незримых потоках, но ни разу не ощутив твердую опору.
Внезапно самым краем сознания он отметил, что впереди возникло нечто огромное и угрожающее, – словно темная стена мчалась навстречу, выплывая из стремительно пылающего марева. Найл надрывно закричал и попытался увернуться от столкновения, но не смог шевельнуть даже пальцем и врезался во что-то твердое.
Тьма обрушилась сокрушительно, как тяжкий молот…
… Очнулся он на мокрой траве, скорчившись и обхватив руками колени. Оставался в таком положении долго, – так, по крайней мере, показалось, – пока не улеглась дрожь. Вакуумный костюм надежно согревал, тело дрожало не от холода, а от перегрузок, навалившихся во время мучительного перемещения.
После столкновения он почти ничего не слышал и сначала с отчаянным спокойствием решил, что оглох. Потом откуда-то донеслись журчание воды и шелест листьев. Он прислушался и сообразил, что вокруг стояла полная тишина, и это оказалось совсем неплохо, предстояло еще сосредоточиться и склеить себя воедино после безумного вращения.
Найл не смог бы сказать, сколько времени прошло с тех пор, как на черном сверкающем полу Белой башни его раскрутила неумолимая сила.
Как много он провел в забытьи? Несколько мгновений?.. Один час?.. Тысячу лет?..
Сначала он лежал с закрытыми глазами, не чувствуя собственного тела. Тело словно отсутствовало, и поэтому хотелось ощупать себя. Нужно еще было провести ладонью по лицу, пересчитать пальцы, размять мышцы, потянуться и вообще, погладить каждый дюйм кожи, чтобы убедиться в своем существовании.
Во рту стоял неприятный металлический привкус крови, смешанной с вязкой слюной. Зубы вроде бы все остались на месте…
Скользнув кончиком языка по распухшим губам и внутренним поверхностям щек, Найл обнаружил вместо привычной гладкой поверхности следы собственных укусов, – рытвины и ямки, окруженные ошметками плоти. Хорошо еще, что удалось в беспамятстве сохранить язык, не отхватив его резцами под корень от напряжения…
Прошло не так и мало времени, прежде чем он смог собрать в прежнее состояние мозги, словно брызнувшие каплями в разные стороны от страшного удара.
Помог медальон, висевший на золотой цепочке. Достаточно было дрожащей рукой щелкнуть застежкой вакуумного костюма, нащупать на груди и развернуть ментальный рефлектор тыльной стороной, как магическое действие не заставило себя долго ждать.
Невидимые тончайшие иглы раз за разом пронзали голову насквозь, упираясь во внутреннюю сторону макушки.
Найл даже тихо застонал, когда колкий луч, оживляющий каждый угол рассудка, круговыми движениями очертил изнутри ободы глазниц, отчего за закрытыми веками на мгновение ярко полыхнули изумрудно-серебристые языки пламени.
В такие минуты он обычно видел собственное тело как бы изнутри. Не только зримо представлял себе равномерную пульсацию сердца, но и мог мысленным усилием вообразить себя капелькой крови, циркулирующей по всему организму, – тогда он струился по всем изгибам и даже ясно представлял себе внутренние поверхности артерий и вен.
Зеркальный диск свел в одно целое раздробленные фрагменты сознания и вскоре Найл ощутил себя самим собой. Воспоминания всей жизни внезапно исчезли из головы после удара, а потом снова оказались там, распределившись по нужным углам.
Теперь он способен был сосредоточиться, нагнетая знакомое ощущение единой силы.
Стоило напрячься, как онемелость в руках и ногах начала рассасываться, высвобождая тело от плеч до ступней.
Когда он собрался с силами и смог встать, то в темноте обнаружил, что находится на берегу небольшого озера, окруженного со всех сторон чернеющими стволами деревьев. Плотные тучи, обложившие ночное небо, наглухо закрывали луну, и без яркого фонаря Найлу оставалось скорее догадываться о том, куда попал и что его окружает.