Найл прекрасно знал историю своего народа и помнил о славных подвигах этого легендарного правителя седого прошлого, прожившего вдвое больше, чем обычные люди. Благодарные подданные именовали владыку не иначе, как Вакен Мудрый за то, что он не только успешно противостоял враждебной воле смертоносцев, но и научил серых пауков-пустынников наушничать в городище, выведывая для людей самые важные секреты смертоносцев.
Взгляд Симеона переместился налево и он спросил:
– Что находится в других частях сетлмента?
– Это нежилые секторы. Здания для подсобных работ и мастерские.
С северной и южной сторон разместились самые различные служебные помещения. Напротив друг друга стояли высоченные дозорные башни, к ним примыкали склады продовольствия, а рядом с навесами белели полукруглые купола ангаров для паучьих шаров.
Здесь же находились вместительные резервуары с мутной, почти протухшей водой.
Объемные емкости распространяли вокруг смердящие запахи и поэтому специально были расположены в самом отдалении от людей.
Приближаясь к этим местам, каждый попадал в атмосферу невероятного зловония, поэтому никто старался не соваться сюда без лишней надобности, особенно после обеда.
Вонючая зеленая вода, источавшая плотный запах гнили, специально никогда не освежалась, потому что предназначалась для порифид, скунсовых губок, способных выделять летучий газ в обильных количествах.
Именно благодаря потокам газа, источаемого порифидами, паучьи шары могли взмывать в воздух, менять направления полетов и беспрепятственно преодолевать большие расстояния. Найл всегда очень внимательно относился к содержанию губок в перерывах между полетами и сразу продумал место для их любимой зловонной жижи.
Разлагающаяся растительная слизь была единственным местом, где бы они могли как следует отдохнуть, набраться сил и порезвиться во время отдыха. Пауки не чувствовали удручающих запахов, сопровождавших губок, поэтому не удивительно, что оба резервуара разместились рядом с их навесами. Безупречный вид, открывавшийся сверху, голубое небо над головой, неподвижная зеркальная гладь озера, – все это ненадолго вселило в душу уставшего Найла умиротворение. Вечерняя атмосфера вокруг была пропитана запахом свежести и он, стоя на плетеной площадке под паучьим шаром, с наслаждением вдыхал полной грудью чистейший воздух, влекомый верховым ветром.
Резиденция приближалась с каждым мгновением. Уже можно было разглядеть не только очертания зданий, но и небольшой плот, построенный для прогулок по спокойному озеру, четыре легкие ажурные беседки, отмечающие четыре стороны света. Кипящей пеной сверху выглядели бесчисленные лиловые цветки, покрывающие ветви аккуратно подстриженных кустов агавы, растущей вдоль берегов озера.
Вскоре стали различимы даже лица обслуги, постоянно живущей в Жемчужных Вратах.
Дозорные на сторожевых башнях, завидев на горизонте эскадру шаров, очевидно сразу оповестили всем остальных о приближении правителя. В резиденции поднялась радостная паника. Хорошо было видно сверху, как пара десятков человек, маленьких черных фигурок, высыпала на площадку для паучьих шаров, приветственно размахивая руками.
Наступила пора снижаться. Найл прикрыл глаза и сосредоточил свою внутреннюю силу на этой задаче. Собрав мысли в энергетический пучок, способный преодолевать расстояние, он начал направлять этот волевой сгусток на примитивное сознании порифид.
Для этого он вонзал мысленный щуп поочередно в центр каждого из пяти летящих шаров, где за плотной тканью, не пропускавшей света, находились двухстворчатые чаши с комками изумрудной плоти.
Зловонные слизистые создания не переносили темноты. Каждый раз, оказавшись без света, скунсовые губки начинали от злости испускать такое невероятное количества тухлого газа, что этого было вполне достаточно для подъема ввысь большого шара с экипажем. В то же время, подчиняясь приказам, они обладали уникальной способностью поглощать свое собственное зловоние, отчего летательные сооружения могли снижаться и приземляться.
Искусство управления скунсовыми губками на расстоянии не относилось к личным изобретениям Найла. Давным-давно он перенял эту способность у смертоносцев и освоил ее настолько, что не нужно было даже прибегать к помощи ментального рефлектора.
За долгие годы своего владычества пауки в таком совершенстве овладели способностью командовать слизистыми созданиями цвета свежескошенной травы, что могли с невероятной точностью координировать действия своих шаров. По желанию пауков порифиды выделяли или поглощали тухлые струи, изменяли не только высоту и направление движений, но, что удивительно, способны были регулировать даже скорость полета.
Для Найла, выполнявшего в своей жизни задачи и посложнее, не было ничего сверхъестественного в том, что все пять паучьих шаров его небольшой воздушной эскадры опустились на берегу озера организованно и аккуратно, как на учениях. Они приземлялись точно в центре специальной площадки, отмеченном круглым темным пятном трехфутового диаметра. Они снижались один за другим, с временным интервалом в пару минут, необходимым для того, чтобы при посадке не возникло толчеи и неразберихи.
Пока один шар сдувался, остальные неподвижно замирали в воздухе, несмотря на сильный ветер. Когда прилетевшие, люди и пауки, высаживались на землю, они старались сразу отойти в сторону, давая возможность прислуге оттащить к ангару шелковое полотнище.
Как только место освобождалось, порифиды внутри следующего шара повиновались мощной мысленной команде Найла.
Скользкая губка начинала жадно поглощать свое зловоние: туго надутая ткань быстро покрывалась морщинами, и экипаж направлялся к площадке.
Нетерпеливый Хуссу не мог дождаться, пока направится вниз шар правителя, зависший на двадцатиметровой высоте над резиденцией.
Пустынник прикрепил тонкую, но очень прочную шелковистую нить к плетеной корзине и плавно сблизился с землей, постепенно выпуская из кожистого брюха влажный жгут паутины.
Найл ступил на посадочную площадку последним и ему показалось, что тяжелые мысли одолевавшие последнее время, остались далеко-далеко в Городе. На какое-то мгновение он решил, что все неприятности должны раствориться в прошлом и нужно хотя бы на неделю отставить невзгоды в сторону.
После торжественного ужина он направился в свою спальную, пообещав племянникам устроить на следующий день кругосветный заплыв по озеру на плоте.
… На рассвете, едва лишь слабые лучи солнца коснулись земли, он внезапно проснулся в своей спальной от неясного гнетущего страха, заполонившего каждую клеточку организма. Сразу стало понятно, что это неспроста, что так ощутимо могло разбудить лишь черное предчувствие. Каждая клетка тела тревожно вибрировала, словно впитывала импульсы Богини Дельты, исполинского растения-существа, находящегося на расстоянии многих миль от Жемчужных Врат.
С первых секунд Найл понял, по силе предупредительных сигналов, что неприятности наступят очень скоро, возможно даже в течение ближайших дней. Это было настолько очевидно, что он даже не старался ничего уточнить, а попытался оценить надвигающуюся угрозу, мысленно определить, с какой стороны нужно было вскоре ждать удар.
В такие моменты он иногда мог видеть сквозь бумагу, ткань, дерево, даже сквозь толстенные каменные стены. Временами он мог предвидеть будущее и безошибочно предсказывать приближение беды.
Проснувшись, но еще не открывая глаз, он сразу привстал на локтях и оторвал голову от плетеной подставки.
Найл никогда не пользовался мягкой подушкой, потому что никак не мог привыкнуть к этому роскошному изобретению. Во времена жизни в хайбадской пещере он вообще не подозревал о таком комфорте, всегда пристраивая затылок на пучок сухой травы, завернутой в кусок ворса гусеницы.
Даже достигнув вершин, неожиданно для себя превратившись в главу Совета Свободных, он не изменил своим старинным привычкам. Только в Белой башне открыл для себя нечто новое, – теперь вместо пуховой подушки и охапки соломы в изголовье его постели стояла полированная палисандровая подставка, сделанная самым искусным плотником в городе жуков. Между двумя резными стойками располагался продолговатый вращающийся цилиндр, сплетенный из мягкого мохнатого тростника. На эту широкую плетеную трубку, обшитую нежным паучьим шелком, очень удобно было класть усталую голову после трудного дня, и ночная свежесть ласкала затылок, принося с собой заряд свежести и бодрости на следующий день.