С каждым мгновением небо чернело все больше. Точно гигантская тень надвигалась на Город. Мрак наползал, как неумолимая исполинская рука, готовая прихлопнуть улицы и площади, как надоедливую муху.
Удары раздавались снова и снова, так что кровь леденела в жилах от ужаса.
Найл отдал мысленный приказ Хуссу, и пустынник стремительно поднялся на самый верхний этаж небоскреба. Центральные глаза паука отличались невероятной зоркостью, перекрывая возможности подзорной трубы.
Оставаясь на месте, он подключился к зрению Хуссу и увидел чудовищную картину.
В той стороне, где располагался оставленный сеттлмент, вспыхнул гигантский костер. Вершина одной из гор, окружавших Жемчужные Врата, внезапно взвилась столбами черного жирного дыма. Черные тучи, клубы дыма от исполинского пожара, заволакивали все небо над резиденцией, и от этого душу Найла сковал холодный ужас.
Зрительные образы поступали в сознание Найла напрямик от Хуссу, пронзающего взглядом далекие места.
Картины были неестественно яркими, четкими, контрастными, человек никогда не смог бы так увидеть окружающий мир.
В отчаянии Найл оставил на время Хуссу и мысленно связался с Смертоносцем-Повелителем, после чего сразу понял, что тот тоже пребывает в растерянности.
«Огненный ужас! Огонь из горы! Страшная опасность!» – отчаянием зазвенели ответы верховного паука.
Единая телепатическая сеть, связывающая разумы всех пауков в городе, дрожала и билась от тревоги.
– Вулкан! Это же вулкан! – закричал Симеон, стоящий у окна. Он ожил и извергается!
Но Найл уже все знал. Не выключаясь из контакта со Смертоносцем-Повелителем, он смог выйти на ментальную связь с одним из смертоносцев, оставшихся в Жемчужных Вратах, и пришел в ужас…
Стоило только один раз взглянуть на происходящее в резиденции глазами находящегося там паука, как в этот же момент он понял, что заставило его пробудиться на рассвете и так стремительно покинуть резиденцию.
Грудь его беспомощно похолодела. Симеон что-то кричал, но Найл не слышал ничего, не разбирал ни слова. В ушах стоял какой-то тупой звон, потому что он видел бушующий огненный океан, извергающийся с вершины горы, и чувствовал приближающуюся к тем местам смерть.
Вокруг все что-то кричали, но он не слушал ни единого слова. Он вообще отсутствовал в тот момент в небоскребе, а был вместе только с Гезлой и своими любимыми племянниками, оставленными им в горной долине…
… Гезла проснулась рано утром от веселого пения неугомонных птиц, потянулась всем телом и с наслаждением почувствовала, что отлично выспалась на новом месте. По сравнению с городской пылью здешний воздух был просто чудом, драгоценностью, деликатесом. Ночью с озера, темневшего в центре резиденции, тянуло свежестью и прохладой, так что даже сквозь сон Гезла чувствовала, насколько живительны ароматные струи, проникающие снаружи в спальную.
Она опустила ноги на прохладный деревянный пол, прошлась босиком до небольшого шкафчика, накинула на плечи тунику и вышла на крытую галерею, полукругом опоясывающую внутреннюю часть людских покоев. Пора было будить пострелят.
Ее комната располагалась на самой верхней террасе, прямо над покоями Найла и рано-рано утром она слышала внизу какие-то приглушенные голоса.
Найл и Симеон что-то оживленно обсуждали, а потом все затихло, и Гезле удалось урвать еще немного сна, пока не затрещали пернатые.
Мальчишки, скорее всего, спят без задних ног, подумала она, спускаясь по винтовой лестнице. Накануне выдался тяжелый денек, сначала ждали в городе попутного ветра, потом летели на шарах и осваивались тут.
Привыкшие к городскому воздуху сыновья сначала жаловались, что здешний горный воздух кружит им голову, а потом твердо заявили, что обратно не вернутся уже никогда и останутся в Жемчужных Вратах до конца жизни.
С улыбкой вспоминая, как они вчера вечером носились по берегу озера, Гезла зашла в комнату к мальчишкам и, к своему изумлению, обнаружила, что там никого нет. Улф, Торг и Хролф проснулись очень рано, что в последнее время случалось с ними довольно редко, и уже успели улизнуть из дома.
Особого беспокойства это у нее не вызвало, Жемчужные Врата были спланированы Найлом так, что далеко забраться сорванцы не могли.
Здесь было очень безопасно, глухая наружная стена защищала от всяких неожиданностей, а внутри за порядком следили мрачные черноголовые смертоносцы.
Так что исчезнуть мальчишки отсюда никак не могли, даже если бы это им очень захотелось сделать.
И точно, стоило только Гезле взглянуть в окно, как она увидела три фигурки, копошащиеся на берегу. Накануне Найл обещал им устроить «кругосветный» заплыв на плотах, поэтому, проснувшись, они первым делом дернули к озеру, даже не позавтракав. Гезла еще раз поразилась тому, что эти несносные обжоры не запросили с утра поесть, и, умиленно улыбаясь, снова прилипла к окну.
Сыновья резвились возле одной из четырех ажурных беседок, расположенных строго на юге, севере, востоке и западе озера. Найл объяснял, что это сделано для моряков, совершающих кругосветные плавания, и Гезла в очередной раз сделала вывод, что все мужчины в душе до старости остаются детьми.
Ей, например, больше нравились бесчисленные лиловые цветки агавы, усеивающие кипящей пеной аккуратно подстриженных кустов, кольцом растущие вдоль берегов круглого озера.
Как всегда, заводилой во всех играх мальчишек был, конечно, Улф. Двойняшки, Торг и Хролф, родившиеся на четыре года позже, всегда беспрекословно подчинялись старшему.
Когда появился Улф, долгожданного первенца без всяких колебаний назвали в честь отца Вайга и Найла. Гезла даже и не думала спорить, хотя ни разу в жизни не видела старого Улфа, да и не могла никогда его встретить, поэтому знала его только по рассказам мужа.
Она родилась и выросла в городских кварталах, детство и юность провела на каменных улицах, а отец Вайга здесь никогда и не бывал. Улф погиб еще до того, как всю их семью пауки-смертоносцы перетащили сюда из далекой дикой пустыни. Восьмилапые взяли в плен и приволокли сюда всех, кроме главы семейства, которого посчитали виновным в смерти одного из мохнатых пауков.
Старый Улф еще, можно сказать, легко отделался. Для него могли бы придумать какую-нибудь страшную казнь, оплели бы паутиной и день за днем высасывали бы кровь по глотку, впрыскивая яд, чтобы он раньше времени не умер. Но тогда эти твари торопились. Поэтому мучить не стали, а просто убили и бросили в пыли рядом с какой-то пещерой, долгое время служившей жилищем всему семейству.
Там и обнаружил его труп Найл, единственный, кто тогда не попал еще в плен. Он перетащил тело отца в пещеру и наглухо забросал камнями горловину, чтобы внутрь не смог забраться никто из хищников.
Потом, когда Найл уже стал Главой Совета Свободных, все единогласно решили перезахоронить останки Улфа и поместить их в мраморный мавзолей. Вайг говорил, что они даже направились уже в Хайбад, захватив с собой роскошный гроб.
Переправились через пролив, добрались до пещеры и обнаружили скелет. Но ночью развели костер из креозотовых сучьев и сожгли останки, лежащие в резном гробу. Высокопарно выражаясь, предали тело огню.
«Но почему вы не привезли отца в город? – легкомысленно спросила однажды Гезла. – Он лежал бы тут, рядом и мы ходили бы к мраморному мавзолею с цветами… Сейчас вы даже не можете придти на его могилу! В мавзолее ему было бы гораздо лучше… Соседи тоже приходили бы с цветами…"
Потом пришлось очень пожалеть о своих словах. Вайг отличался покладистым характером и редко сердился, но в тот раз он так разгневался, что Гезле даже стало страшно.
«Ты ничего не понимаешь! – кричал он. Какой еще мраморный мавзолей? Бред! Полный бред! Мы с Найлом сразу были против, это придумали подхалимы из Совета свободных! Отец всю жизнь прожил в пустыне и только слышал рассказы о существовании этого проклятого города! Поэтому он и должен был найти покой только в родных краях!"
Но сердился Вайг очень редко и потом легко отходил, даже извиняясь за свои вопли. Обычно он вспоминал о своей юности с теплотой, и в эти моменты его голубые глаза начинали смотреть как-то мягче.