– Вот как?
Брови Кэти взлетели вверх, и Каргин подумал: словно ласточка взмахнула крыльями… Очаровательная девушка, и пахнет от нее приятно - будто на луг весенний вышел.
– Для солдата вы очень неплохо разбираетесь в искусстве, - сказала она. - Мане, Дега… И где же вы любовались их картинами? В России?
– В Петербурге, - уточнил Каргин. - Еще - в Париже и Лондоне.
– В Париже… - Брови Кэти опять изумленно приподнялись, потом на ее губах расцвела мечтательная улыбка. - О, Париж, Париж… Вы должны рассказать мне о Париже. И о Венеции! Вы были в Венеции? Расскажете, Керк?
– В любое время дня и ночи, клянусь Одином! - Он бросил выразительный взгляд на ее колени, и девушка зарделась. Румянец на ее подвижном милом личике приятно удивил Каргина: он полагал, что только женщина высоких нравственных достоинств способна покраснеть. Этот нехитрый моральный принцип, заложенный матерью, был на удивление верным; в каком-то смысле он доказывал справедливость всех избитых истин.
"Ягуар" съехал с очередного холма на набережную, тянувшуюся вдоль залива длинной пестрой лентой. Теперь к западу от них вздымался мост Золотых Ворот, знакомый Каргину по фотографиям и фильмам, а к востоку - еще один: стальная блестящая полоса, уходившая, казалось, в бесконечность. Кэти прибавила скорость и повернула на восток.
– Я думал, что штаб-квартира ХАК в Сан-Франциско, - осторожно произнес Каргин, когда автомобиль преодолел половину моста.
– В Большом Сан-Франциско, - пояснила Кэти. - Это очень широкое понятие. Окленд, Беркли, Ричмонд, Сан-Хосе, Ньюарк и бог знает, что еще… Я, дружок, не сильна в географии.
– Хороший повод, чтоб заблудиться… особенно с красивой девушкой.
– Не обижайтесь, Керк, сейчас не выйдет. - Каргин уловил в ее голосе нотку сожаления. - Как-нибудь попозже, ладно? Я бы хотела отдать должное вашему коньяку… Французский? Из Парижа?
– Армянский, бэби. Большая редкость по нынешним временам.
Мост кончился, потянулись зеленые городские окраины - Окленд, сказала Кэти; затем шоссе неторопливо полезло вверх, и Каргин, обернувшись, смог любоваться бесчисленными крышами городов и городков, теснившихся на берегах залива. Километрах в пятнадцати от Окленда они перевалили водораздел, и пейзаж разительно изменился: просторная долина между двумя хребтами казалась почти безлюдной, и лишь в одном месте в разрывах древесных крон мелькало серое, оранжевое и белое: асфальт дорог, черепичные кровли и стены невысоких домиков.
– Уолнат-Крик, центр местной цивилизации. Бензоколонка, отель, китайский ресторан, три кафе и пять баров. - Кэти покосилась на городок и сообщила: - Наши владения, Халлоран-таун, располагаются южней. Несколько административных корпусов, выставочные ангары, полигон и поселок для служащих. Вы будете жить на Грин-авеню, семнадцать.
– Это что-нибудь значит? - поинтересовался Каргин.
– Значит, солдат. На Грин-авеню - резиденции управляющего персонала.
– А где живете вы?
– Там же. Коттедж под номером шестнадцать.
От неожиданности Каргин сглотнул, едва не подавившись слюной, но тут же пришел в себя, стал незаметно ощупывать сумку и строить всякие хитрые планы на вечер. Под прочной тканью сумки круглилось нечто цилиндрическое, с плоским дном и узким горлышком - бутылка марочного коньяка из давних отцовских запасов. Бутылку сунула мать, когда он гостил у родителей в Краснодаре; сунула и сказала с грустной улыбкой: найдешь, Алешенька, невесту - выпьешь. Каргин не возражал, чтоб не расстраивать мать, мечтавшую о внуках. К тому же был он не против невест в любых обозримых количествах; в конце концов, не каждая из них становится женой.
Они свернули с шоссе на неширокую дорогу, тонувшую в тенях; густые кроны дубов и вязов нависали над ней, а щит на повороте извещал: "Халлоран-таун. Частное владение. Въезд воспрещен." Ни шлагбаумов, ни заборов Каргин не заметил, но дорога усердно патрулировалась: дважды им попадались джипы с парнями в пятнистых комбинезонах, встречавших машину Кэти коротким гудком.
Вскоре слева поднялись низкие широкие корпуса ангаров, к которым вели подъездные пути, а справа возникло здание из металла и стекла, но не какой-нибудь небоскреб, а тоже невысокое, о двух этажах и с крытой галереей на тонких ребристых столбиках. Тут нигде ничего не блестело и не сверкало: ангары были окрашены в защитный цвет и прятались в зелени, а окна в здании с галереей тоже отсвечивали зеленым, будто стенки гигантского, полного воды аквариума. Хорошая маскировка, подумал Каргин и, обернувшись к Кэти, спросил:
– Это что такое?
– Первый административный корпус. Облегченная конструкция, каркас из алюминиевого сплава плюс небьющееся стекло. - Она сделала паузу, наморщила носик и с сомнением произнесла: - Впрочем, я не уверена, что это стекло. Понимаете, Керк, оно какое-то странное - пружинит, и его нельзя ни сломать, ни поцарапать, ни пулей пробить. Забавная штука, правда?
– Ни поцарапать, ни пулей пробить… - с задумчивым видом повторил Каргин. - А к чему такие предосторожности?
Девушка фыркнула.
– Не забывайте где вы, дружок! В сейсмически активной зоне! Здесь раз в месяц потряхивает, раз в год трясет, а дважды в столетие трахает так, что младенцы седеют! Слышали, что было в восемьдесят девятом? Сотня погибших, тысячи раненых, сто тысяч разрушенных зданий! Я тогда училась в колледже и…
– Однако вы не поседели, - Каргин примирительно погладил каштановый локон. - Совсем даже наоборот.
– Ну, я ведь не младенец… - Она заложила лихой вираж, съехав с дороги в обсаженную пальмами аллею. С одной ее стороны простирался парк, с другой тянулись коттеджи под номерами на аккуратных табличках, и, как показалось Каргину, двух одинаковых меж ними не было. Еще он обратил внимание, что дома не теснятся, а стоят просторно, разделенные не оградами, а шпалерами из роз, акации или подстриженных кустов. Чем дальше, тем строения выглядели вычурней и роскошней - уже не коттеджи, а виллы со стрельчатыми окнами, с балконами, верандами и галереями, оплетенными плющем и виноградной лозой. Аллея постепенно поднималась вверх, взбираясь на пологий холм, склон которого украшал особняк в испанском стиле: колонны, внутренний двор за распахнутыми воротами, зеленая черепичная крыша и четыре башенки по углам.
– "Эстада", президентская резиденция, - пояснила Кэти, притормозив у номера семнадцать. - Только старика там давно не видели.
– Старика?
– Старого Халлорана. Он, собственно, уже не президент, глава Наблюдательного Совета, а в президентах у нас теперь его племянник, Бобби Паркер. Живет в "Эстаде" вместе с сестрицей, ставит подпись на контрактах и надувает щеки… - Девушка состроила неодобрительную гримаску. - Правда, старик по-прежнему крутит всем и каждым…
– Похоже, вы не одобряете Бобби Паркера, - заметил Каргин, выгружаясь из машины.
Ему показалось, что в карих глазах Кэти промелькнула злая искорка. На мгновение ее губы дрогнули, скривились в презрительной усмешке, но, будто совершив какое-то внутреннее усилие, она овладела собой и лишь небрежно повела плечами.
– Бойскаут и плейбой… Ну, это не нашего ума дело, Керк. Заходите в дом, располагайтесь, ешьте, пейте и наводите красоту. Можете даже поспать. Я заеду за вами в два сорок.
– Благодарю. - Каргин щелкнул каблуками, отвесил короткий поклон, будто приглашая девушку на тур вальса. - Но отчего бы нам не позавтракать вместе? Я расскажу вам про Париж и Венецию, а вы мне - про землетрясение в восемьдесят девятом… О'кей?
– Не выйдет. Вы еще вольный стрелок, а я на работе. Бай-бай, солдат!
Она упорхнула, а Каргин направился к дому, размышляя, случайно ли Кэти назвала его стрелком.
Такое прозвище присвоили оперативникам "Стрелы", однако не потому, что они походили на киллеров-убийц. Майор Толпыго, наставник Каргина, утверждал, что смысл тут в ином: "стрелок" - значит, летящий к цели подобно стреле, по самому краткому и точному маршруту. Бывало, разумеется, и так, что "стрелки" поражали цель, но это не шло им в заслугу; самой удачной операцией считалась бескровная. В этом была разница между "Стрелой" и Легионом. В Легионе слишком любили палить, а в частях поддержки, у майора Кренны - жечь и пускать кровь сотней изощренных способов.