Она помедлила, неуверенная том, стоило ли задавать вопрос, который мучал еще с момента, как прозвучали новости об освобождении ее отца. Или неуверенная в том, что хотела бы вообще слышать ответ.
— Выход моего отца — твоих рук дело? — тише прежнего, словно осторожничала.
— Косвенно, но да. Не благодари.
Селия представила, как наемник ухмылялся, пока говорил эти слова, и сама невольно растянула губы в улыбке.
Он помог. И она была благодарна. Возможно, теперь даже имела перед ним долг.
— Спасибо, — искренне произнесла Веласкес, задавшись вопросом: что теперь?
— Еще увидимся.
Дамиан Бланко, казалось, имел иные планы на уже не спокойную жизнь Селии. Он стал катализатором жизненного переворота, воплощением торнадо, окутанной мраком тайной, о которой нельзя было знать, но что оказалась приятна.
Девушка перестала отрицать — образ этого непростого, смертоносного киллера занял незаконное место в ее подсознании и не покидал его, а лишь сильнее укоренял кровавые позиции.
Глава 8
С каждым ударом боксерский мешок, подвешенный в комнате, отведенной Бланко в собственной квартире для тренировок, пошатывался все сильнее. Самому парню это навязчиво напоминало его нервную систему, дребезжащую из-за потока тяжелых мыслей.
Зачем он так рьяно пытался освободить от несправедливого заключения старика Веласкеса? И какие сложности за этим последовали? Справедливость мало волновала наемника, он не верил в такую непозволительную роскошь, и был уверен, что на этом все не закончится — одна только договоренность с лисой Марино чего стоила.
Дамиан мог бы ее убрать, но это было бы чистейшей воды глупостью.
Кулаки, перемотанные плотными эластичными бинтами, уже изрядно потрепанными и пыльными от интенсивной тренировки, врезались в непробиваемую грушу. Затем еще раз.
На этот раз она не пошатнулась.
Удары стали слабыми, напряжение наемника буквально ощутимым. Он взялся обеими руками за боксерский атрибут, набитый песком, и прислонился к нему мокрым от проступившего пота лбом. Сбито, тяжело дыша, Бланко старался вернуть контроль над телом. И, возможно, ему бы удалось сделать это быстрее, если бы не покидающий его подсознание образ одной голубоглазой испанки, которая своей искренностью и живостью внесла коррективы в хладный рассудок Дамиана.
Она напоминала штиль на море и олицетворяла умиротворение, вместе с тем источая пылкость неподдельных чувств. Реагировала на все, что происходило, как настоящий, живой человек, лишенный фальши. Не создавала вокруг себя фарс и не пыталась намеренно привлечь внимание. К таким людям тянуло. С ними хотелось находиться рядом, заводить разговоры обо всем и ни о чем. В одно мгновение они могли терзать себя сомнениями, а в следующее — уверенностью очаровывать всех вокруг.
Впервые за столько лет Бланко попался в капкан.
Это разгоняло кровь по венам, манило, крошило рассудок на мелкие щепки своей невозможностью, которую хотелось развеять и сделать возможной.
В Селии чувствовалось то, чего не хватало Дамиану.
Жизнь.
— Если тебе хочется утешиться в чьих-то объятиях, то лучше пусть это буду я, а не пыльная боксерская груша, — насмешливый голос раздался в дверном проеме.
Мануэль недвусмысленно ухмылялся своей подростково-пубертатной шутке, облокотившись спиной о стену со скрещенными на груди руками.
— Не дождешься, — Бланко оживился, скрывая выражение вселенской несправедливости, что читалось на его лице минутой ранее, и кинул другу набитые защитным наполнителем перчатки. — Прости, друг, но ты не в моем вкусе. Люблю темненьких.
Тот ловко их поймал.
— А та голубоглазка?
— А что та голубоглазка? — словно не понимая, о чем речь, вторил Дамиан.
— Разве не о ней ты думал? — Кастильо начал разминаться, резкими и умелыми движениями рук рассекая воздух.
Бланко взял с подоконника бутылку воды и сделал глоток.
— Я видел вас на вечеринке тогда. Вот и решил спросить.
Если Мануэль спрашивал что-то о Веласкес, значит, наводил справки. До этого разговоры о женщинах Кастильо заводил лишь тогда, когда хотел похвастаться очередным «богатым на навыки уловом», не более.
— Не твоего ума дело, Ману, — усмехнулся Бланко и первый сделал выпад, чтобы в шутку застать друга врасплох, но тот не уступал по способностям в любого рода бою, и с легкостью увернулся.
Отличало их то, что Дамиан был рассудителен и непоколебимо хладнокровен, все его действия всегда отточены и лишены сомнения, в то время как Мануэль, имея такую же превосходную физическую подготовку, растрачивал ее на нездоровый азарт и безответственность на заданиях.