— Ты думаешь, это шутки? — Мануэль молниеносно подлетел ко мне и зашипел прямо в лицо. — Все из-за той девки, Дамиан?
Злость в два счета охватила мое остуженное ранее тело, прокатившись до кончиков пят. Я с угрозой сжал ворот футболки друга и грубым толчком встряхнул его.
— Перестань копаться в моей башке, Мануэль.
— Не одному мне теперь интересна твоя башка! Могу поздравить, но ты сдал позиции настолько, что даже не заметил слежки за вами, кретин!
Я по-прежнему не разжимал кулак со скомканной тканью, но хватка постепенно слабла. Медленно, глубоко дыша, в конце концов я отступил и повернулся к Кастильо спиной.
Мог ли я просчитаться настолько серьезно?
— У тебя есть доказательства? — бросил я через плечо другу, и тот недобро рассмеялся.
— Это не похоже на тебя ровно столько же, сколько и я стал матерью Терезой.
Тот вечер благотворительного приема, полный безрассудства и мятежа чувств, не выходил у меня из головы. Раньше я превосходно добивался полного отключения мысленного потока, но программа, видимо, претерпевала критическую поломку. Было сложно.
Я заставил Селию в те секунды вновь увидеть меня во всей красе — окровавленную оболочку, приходящую к грешникам в кошмарах, потому что чувствовал, что девушка понемногу переставала бояться. Это могло навредить ей, навредить мне, навредить нам, чего я не хотел допускать. Но я не знал, в какой степени готов и способен на благие дела, а Веласкес почему-то стремилась со всей трепещущей искренностью отблагодарить меня, словно я не до конца прогнил.
Как исступленно она дышала, чувствуя тепло моего тела. Как отчаянно боролась с противоречиями, раздирающими ее изнутри. Как податливо обмякала с каждым моим прикосновение к ее нежной коже.
Селии хотелось того же, чего и мне, но мы понимали, что нельзя.
Не смотря на ее смиренную реакцию на мое присутствие, я по-прежнему ощущал колеблющееся отрицание и отсутствие признания «жизни», которую я вел, что было неудивительно. Любой человек в своем уме никогда бы не сунулся в криминальную авантюру с очевидным концом.
Я услышал, как позади меня со шлепком на журнальный стол приземлились глянцевые фотографии, разъехавшиеся в разные стороны. Мануэлю прекрасно удалось привлечь мое мнение, и я нетерпеливо подошел и взял снимки в руки. Пока мой взгляд настороженно следовал от одного изображения к другому, Кастильо стоял напротив и самодовольно ухмылялся.
— Твоя наглая задница как всегда превосходно смотрится в вечернем костюме.
— Заткнись, — с угрозой в голосе предостерег я друга, даже не подняв лица.
На тех фотографиях сначала был я, мирно курящий на балконе, а затем тот же я, уже немирно зажимающий Селию с оголенными мной же восхитительными женскими ножками. Было видно, что девушка вовсе не сопротивлялась. Возможно, даже наслаждалась, но только до тех кадров, где она оттолкнула меня, чего я и добивался.
— Дерьмо, — напряженно выдохнул я и отбросил снимки. — Твоих рук дело?
— Боже упаси, — Мануэль поднял руки в примирительном жесте и покачал головой. — Не хватало мне еще слежку за тобой вести. Я добыл это у… Кое-кого другого.
С минуту я буравил друга тяжелым взглядом, выжидая, что он раскроет личность того, кем были сделаны фотографии, но тот даже не собирался выдавать информацию.
— Мануэль…
— Даже не пытайся угрожать мне, Бланко, — равнодушно прервал меня Кастильо. — Ты влип конкретно, просто признай уже это.
Проблемы с признанием у меня касались только одного — я отвлекся. Повелся на поводу у влечения к девушке, которая меня хотела и презирала одновременно. Чего же я этим добился? Верно, прицела со стороны всех самых влиятельных в мире криминала ублюдков, на которых работал или с которыми мало-мальски когда-то пересекался. Я поступил, как настоящий прыщавый подросток во время полового созревания, зная о последствиях. Но мне в действительности не хватало этого неизъяснимого желания потерять голову.
И вот, я ее потерял. Стоило ли оно того?
— Мой тебе совет, дружище, — грубо похлопал меня по плечу Мануэль, словно пытаясь этим жестом пробудить хладный рассудок, некогда заправлявший моим сознанием. — Приди в себя. Если не можешь отлепить себя от девчонки Веласкес, то хотя бы напомни остальным, кто ты такой. А то смотреть тошно.
Когда Кастильо ушел, я устало свалился на диван, облокотившись о спинку, обтянутую темно-зеленой материей, и прикрыл глаза. Голову нещадно начало сдавливать от боли, казалось, надувшегося в черепе вакуума. Недосып, усталость и нервное напряжение дали о себе знать. Как бы мой организм ни был закален множественными пытками и голодовками, я по-прежнему оставался всего лишь человеком. Немного более жестоким, кровожадным, но человеком.