Выбрать главу

Была ли таковой Веласкес? Дамиан? Роза? Их родители?

— Давай считать это уроком, который ты обязательно усвоишь. И началом чего-то нового, — Селия заставила подругу поднять раскрасневшееся, чуть опухшее лицо. — К тому же, у нас назревает ремонт. Чем тебе не новый этап?

— Господи, не напоминай…

Девушки рассмеялись.

— Надеюсь, этот псих когда-нибудь лишится своих яиц, — Гирадез размазала по лицу остатки слез. — Надо заявить в полицию.

— Не надо! — неожиданно для самой себя, резко выпалила Веласкес, и подруга недоуменно уставилась в ответ. — Я к тому, что в этом мало смысла. На тебе, к счастью, нет никаких следов побоев, улик каких-нибудь. А без всего этого дело просто будет висеть, они будут только делать вид деятельности.

Откровенная ложь вышла так легко, что Веласкес могло стать тошно от самой себя, однако, этого не произошло. Возможно, потому что частично это являлось правдой. Смехотворность заключалась в том, что когда-то именно Селию приходилось упрашивать не обращаться за помощью в правоохранительные органы, а теперь девушка сама отговаривала подругу, приводя смутные, но не лишенные истины аргументы.

— Окей! — натянуто улыбнулась Роза, вновь пригубив из горла. — Тогда хочу напиться и завалиться спать. Не верится, что со мной это произошло.

— С тобой остаться?

— Хотя бы до тех пор, пока я не добью эту бутылку и не отрублюсь.

— Женский алкоголизм не лечится, Рози.

— Без алкоголя я бы сейчас тупо пялилась в стенку и ловила бы галлюцинации. Так что, это мое лучшее успокоительное.

Веласкес не стала спорить, потому что была такого же мнения.

Глава 23

Квартира Дамиана встретила Селию мертвенной тишиной. Темные оттенки интерьера приобрели еще большую мрачность. Тогда девушка, решив ее развеять, клацнула по выключателю, и просторную, с минимализмом обставленную гостиную озарил приглушенный свет, тянувшийся по периметру потолка.

Подруга теперь была в безопасности и тихо посапывала в подушку. Сон Розы был крепок благодаря принятому «успокоительному», а перед уходом Веласкес столкнулась с ее родителями. Они вернулись с ужина в честь своей годовщины, и их счастливые, искрящиеся любовью взгляды друг на друга отчего-то заставили Селию болезненно возжелать присутствия Бланко.

Но его не было. И что с ним в эти мгновения происходило — неспокойная загадка той же оперы.

Девушка выпила лишь стакан воды. Она не хотела ни есть, ни спать, хоть и была полностью выжата. Голова грозилась взорваться от потока негативных предположений о том, что случилось после их с Розой ухода. А если Дамиана ранили? Если он истекал кровью?

Если его убили?

От подобной мысли Селию едва ли не прошиб холодный пот. Тремор тронул конечности.

— Успокойся, — прошептала себе Веласкес, спрятав лицо в ладонях.

Послышался звук открываемой входной двери. Девушка подорвалась с места и направилась в коридор, остановившись в его начале.

— Дамиан…

Наемник повернулся к Веласкес, позволяя узреть результат человеческой жестокости во всей красе: кровь на лице, кровь на одежде, кровь на руках. И, несмотря на это, губы парня растянулись в уставшей, но теплой улыбке.

— Привет, глазки.

Она налетела на Дамиана и, не брезгуя, крепко обвила его шею руками. Парень оторопел, а после обнял Веласкес в ответ с таким же чувством, приподняв ее над полом. Пальцы зарылись в мягкие девичьи локоны, в нос ударила сладость, перебиваемая металлическим шлейфом запекшейся крови.

Бланко вернул Селии возможность стоять на ногах и заглянул ей в глаза.

— Ждала меня?

— Тебя надо отмыть, — проигнорировала вопрос Веласкес, без тени отвращения разглядывая Дамиана. — Это ведь не твоя кровь?

— Вперемешку. Как подруга?

— Напилась, чтобы заснуть. Она надеется, что твой друг лишится своего достоинства.

— Не лишился, но воспользоваться больше не сможет. Как и чем-либо еще.

Селия выдержала недоуменное молчание, дождавшись, когда парень скажет конкретней.

— Он мертв, Селия, — тяжело вздохнул Бланко, сбросив бомбер. — Что я могу тебе еще сказать?

Действительно, что еще можно было сказать на новость о смерти человека? Особенно о смерти того, кто ради своих корыстных целей поставил чужую жизнь под угрозу. Разум Веласкес, вероятно, руководствовался именно этим при переваривании информации, и потому сама она реагировала спокойно. Безумно спокойно.