— Пабло, — встрял Дамиан.
Не из жалости.
Мужчина поднял руки и, перед тем, как отойти, достал что-то из кармана и передал это наемнику.
Карла корчилась и скулила, отпуская гневные ругательства, на что никто не реагировал. Не обронив ни слова, Бланко подошёл к ней, и только тогда она обратила внимание на предмет, что держал парень. Вечно непробиваемые, искрящиеся надменностью глаза наполнились страхом и округлились.
Шприц.
— Что ты собираешься делать? — нервно тараторила женщина.
— Тебе ведь наверняка понравилось то, как я убрал Эрнандеса, — Дамиан снял колпачок. — Он перед смертью насладился тем, что любил. Хочу, чтобы и ты насладилась тем, что любишь, но никогда не принимаешь, потому что слишком сильна окажется зависимость от химозной дури.
— Больной выродок! Не смей! Не…
Он вонзил иглу в шею Марино. Она обомлела, всхлипнула, переставая брыкаться по мере того, как намешанная отрава растекалась по ее артериям. Губы задрожали.
— Ты совершила огромную ошибку, попытавшись навредить этой девушке, — Бланко говорил спокойно, задумчиво, но за этими словами крылись более сильные, мятежные эмоции. — Не сделав ты этого, я бы просто всадил тебе меж глаз пулю.
— Да что в ней такого особенного? Чего тебе не хватало?
— Все.
Раскуривая в стороне сигару, Гутьеррес не переставал за всем наблюдать со своими людьми. Идея накачать Карлу была не его — Дамиана, которую первый с радостью разделил. Убирать зазнаек, лезущих туда, где они не продержатся и года без уважения, было любимым занятием мужчины.
Закончив, парень отошел и поравнялся с Пабло.
— Интересно, меня ты также когда-нибудь красиво уберешь?
В качестве ответа прилетел смешок.
Карла затряслась и повалилась со стула. Изо рта потекла пена. Взгляд остекленел. Лицо побледнело, словно полотно.
Кровь, грязь. Смесь ускользающей, запятнанной жизни и несбыточных планов.
— Надо сжечь здесь все, — твердо произнес Бланко.
— Сожжем, не беспокойся. Иди, не заставляй свою барышню ждать.
Они пожали друг другу руки, и Дамиан направился в сторону выхода.
К своей незваной любви. К своей девушке. К своей женщине. К своей…
— Ну что, ребята, превратим все это дерьмо в пе… Бланко!
Он остановился. Звон в ушах отрезал от реальности. Легкое жжение кольнуло где-то в боку. Дамиан опустил голову. Будто впал в гипноз.
Багровые капли разбивались под ногами. Сначала маленькие и медленно, затем ускорялись и становились крупными, превратившись в струю. Струю его собственной крови.
Воздух рассек новый выстрел. Парень поднял голову и подумал, что у него точно помутилось сознание, потому как перед глазами привиделся ее силуэт. Дорогой, желанный, с перекошенным от ужаса и злости лицом, стрелявший куда-то за спину Бланко. Он понял, что это не мираж лишь тогда, когда силуэт отбросил пистолет и, выкрикнув что-то нечленораздельное, сорвался к нему.
— Дамиан, Дамиан, — взывала Веласкес, панически оглядывая его. — Слышишь меня?
— Слышу, глазки, — окровавленные губы дрогнули в улыбке.
Ноги онемели и подкосились. Наемник упал, вместе с ним на колени опустилась и девушка, нащупавшая неистово сочащееся кровью огнестрельное, зажав его руками. Теплая жидкость запачкала ладони.
— Господи, сколько крови, — голос Веласкес дрожал. — Что делать… Дамиан, что мне делать?
Рана пульсировала. Горела. Но парень думал только об одном:
— Как же она прекрасна…
— Даже не вздумай умереть, — яростно процедила Селия. — Я сама тебя прикончу.
— Охотно в это верится.
Парень закашлялся и простонал сквозь плотно сжатые губы.
— Скажи, что я должна сделать, — глотая слезы, со вселенской мольбой. — Скажи, Дамиан!
— Побудь рядом еще немного. Мне этого достаточно.
Веласкес прижала к себе Бланко и всхлипнула.
Она сожалела о том, что ничего не могла сделать. Что он жил той жизнью, которой жил. Что его вырастили таким, привили то, что не должно было становиться единственной причиной существования. Что он не знал, что такое, когда тебя ждут, когда за тебя беспокоятся. Что такое уют, праздники, тепло человеческого сердца.
Любовь.
— Хотя бы успел подарить тебе пару букетов и свозить в Мексику, — хрипло усмехнулся Дамиан, дотронувшись до щеки девушки. — Не надо из-за меня плакать. Я того не стою.
— Они были прекрасны. Цветы. Правда. Мне очень-очень понравились!
— Вряд ли в мире существует что-то прекрасней твоих глаз.
Пелена заволакивала глаза. Веки тяжелели. Каждый вздох давался с огромным усилием.