Я как раз обдумывал: каким страшным казням подвергнуть только что протрезвевших придурков, дабы иным неповадно было, когда в поле зрения нарисовался непривычно серьезный Дирк. Сержант, подозрительно косясь по сторонам, протиснулся прямо в президиум и, склонившись к моему уху, заговорщицки прошептал:
— Господин капитан, к вам посланец из Ирбренда. Очень важная особа!
Последняя часть фразы сопровождалась весьма выразительным взглядом, лучше всяких слов объяснившим, что за особа решила почтить меня своим визитом.
— Что-то срочное? Надеюсь, это не помешает нашему заседанию?
Сидящий слева от меня лейтенант виннерцев улыбается максимально дружелюбно, радуясь неожиданной возможности — вдруг получится проскочить, спустив явно проигрышное дело на тормозах…
— Ничуть не помешает.
Я резко встаю и тут же киваю в ответ на вопросительный взгляд стоящего чуть в стороне сигнальщика. Над центральным плацем, отведенным под наше судилище, разносится глухая барабанная дробь, заставляя примолкнуть оживленно гомонящих зрителей. Едва шум стихает, как я, подняв вверх руку, торжественно провозглашаю:
— Трибунал, рассмотрев все обстоятельства дела, постановил: за оскорбление знамени приговорить обвиняемых к двадцати фухтелям[28] каждого, за нарушение порядка и недостойное солдат поведение назначить штраф в размере двух дукатов серебром в пользу казны танарисской армии. Сумму штрафа распределить в равных долях между всеми осужденными. В случае, если у кого-то из приговоренных не окажется необходимой суммы серебром, штраф надлежит взыскать путем удержания половины жалования осужденных вплоть до полного погашения всей причитающейся суммы. В случае смерти приговоренных до взыскания всей причитающейся армии Танариса суммы, долг будет погашен за счет продажи имущества покойных.
Выдав всё это на одном дыхании, я ненадолго прервался, чтобы последовательно повернуться к сидящим по бокам от меня лейтенантам:
— У вас есть какие-то замечания, господа?
Командир десятой роты в ответ только безразлично пожимает плечами — ну да, дурак он, что ли, замечания ордонанс-офицеру командующего делать. Командир осужденных виннерцев недовольно кривится, но затем все же качает головой в международном отрицательном жесте — когда двое "за", спорить все равно бесполезно, только хуже будет. Я удовлетворенно киваю.
— Решение трибунала вступает в силу немедленно. Наказание будет приведено в исполнение на закате в определенном уставом и обычаями порядке. Заседание трибунала окончено, все свободны.
Многочисленные зеваки, собравшиеся поглазеть на судилище, еще даже не начали разбредаться, оживленно обсуждая довольно-таки мягкий для данных обстоятельств приговор, а я уже целеустремленно шагал по направлению к своей палатке, уверенно прокладывая дорогу сквозь окружающую толпу. Рядом семенил Дирк, на ходу посвящая меня в обстоятельства нежданного визита.
— Прискакала верхами, целый взвод панцирной конницы сопровождал, все с заводными конями. В лагере даже не появлялась, сразу в город. Заняла особняк, что от южных ворот направо. Ну, тот… с башенками.
— Который весь плющом оплетен?
— Он самый. Охрана в лагере осталась с нашими кавалеристами, а дом капральство из дежурной роты охраняет. Там мебель почти вся на месте и даже обслуга местная осталась, от старых хозяев. Вот Мясник и сказал ее туда определить. Ну а меня к вам, стало быть, отправил.
Закончив доклад, Весельчак выжидающе уставился на меня с самым что ни на есть преданным выражением лица, всем своим видом говоря: "Не дрейфь, командир, прорвемся как-нибудь!"
Ясно всё с вами. Бенно дипломатично устранился от участия в политических дрязгах, технично переложив эту почетную обязанность на меня. А в том, что здесь замешана политика, похоже, даже Дирк не сомневается — вон какая морда лица озабоченная! Да и то сказать: не по мне же графиня Ирбренская (которая, на минуточку, как бы второе лицо в Танарисе, да еще и лучшая подруга герцогини!) так соскучилась, что в разгар войны покинула свой немаловажный пост и, меняя заводных лошадей, верхом примчалась прямиком на театр военных действий? Хотя, конечно, такая романтическая трактовка немало польстила бы моему мужскому самолюбию…
Мечты, мечты… Увы и ах — я слишком хорошо знаю свою эльфийскую невесту, чтобы поверить в столь импульсивный поступок. Остроухая чересчур умна, цинична и рациональна для подобного сумасбродства. Что отнюдь не отменяет того факта, что Валиан была и остается редкостной оторвой, совсем не похожей на тех чопорных аристократок, с которыми мне доводилось так или иначе пересекаться.