— Джентльмены, — торжественно произнес Макензуа Второй, обращаясь к гостям. — Мне сказали, что среди вас есть русский.
— Так вот же он! — тряхнул щеками Френдли, выпустил струю дыма в сторону Петра и, старательно выговаривая непривычные звуки, добавил по-русски: — Товарищ… Петр.
— Мария! — взревел король, вновь входя в свой привычный образ, и решительно подтолкнул девушку к Петру. — Иди к нему, Мария!
Петр опешил. Видимо, выражение лица у него было совершенно идиотское, во всяком случае, все захохотали.
— Иди к нему, Мария! — гремел король, театрально указывая на Петра.
И внезапно Петр понял: его величество король Макензуа Второй играл, играл, словно провинциальный трагик, а они, европейцы, скованные собственными, давно устаревшими представлениями о старой колониальной Африке, обмануты, примитивно и жестоко, этим хитрым дельцом, который прикидывается простаком для того, чтобы выгоднее обделывать свои делишки.
Девушка между тем легко проскользнула мимо Войтовича, мимо столика, за которым сидели японец, итальянец и парни из Би-би-си, и грациозно опустилась рядом с Петром на табурет, где еще минуту назад сидел поляк.
— Хэлло! — улыбнулась она.
Петр чувствовал, что лицо его заливается краской. Однако на выручку пришел все тот же Макензуа Второй.
— Джентльмены, — прогремел он, — моя дочь решила поехать в Москву — в университет Лумумбы. И она хочет познакомиться с русским!
Гости задвигали стульями: они ожидали более пикантного поворота.
— А король-то… красный, — услышал Петр, как желчный Мозес Аарон ехидно шепнул итальянцу Монтини.
— Зато как прекрасна сеньорита! — промурлыкал ему в ответ итальянец и с завистью вздохнул.
— Выпьем! — продолжал король, разом опрокидывая в свою розовую пасть очередной стакан пива.
— Выпьем! — задорно поддержал его Френдли и подмигнул всей компании.
— Здоровье короля! — шутливо выкрикнул кто-то, и все опять вскочили с поднятыми стаканами.
Его величество благосклонно кивнул и поднял стакан, мгновенно наполненный парнем, все время стоявшим за его спиной с бутылкой пива наготове. Опять загремел джаз, кто-то из гвианийцев пошел танцевать. На Марию и Петра теперь никто не обращал внимания.
Но Петру не стало легче. Он никогда не умел быть галантным.
— Вас зовут Питер Николаев? — спросила наконец девушка и в упор взглянула на Петра, разглядывая его с откровенным любопытством.
— Петр, — смущенно ответил он.
— Потанцуем?
Она встала и тронула его плечо.
— Но… это «хайлайф», — нерешительно попытался отказаться Петр. — Это… слишком сложно…
Действительно, на площадке возле музыкантов в замысловатых ритмичных движениях извивались гвианийцы, милостиво допущенные в кабак королем, и среди них — местные девушки, судя по их смелому поведению, постоянные посетительницы этого злачного места.
— «Луна Росса», — звонко и решительно выкрикнула Мария, точно копируя повелительные интонации своего родителя.
Джаз оборвал «хайлайф», и сейчас же серебряно запела труба, надрывая тоскливой нежностью душу. Это было итальянское танго, прозрачное, как горный ручей.
Мария решительно вывела смущающегося Петра в круг прекративших танцевать гвианийцев, прильнула к нему, и они сделали несколько па.
— Смотри, парень, как бы тебе не стать принцем-консортом! [3] — весело выкрикнул Сид Стоун, но в голосе его чувствовалась зависть.
— Если мужем сестры английской королевы стал простой фотограф, то почему журналист-международник не может стать принцем-консортом? — в тон ответил ему Войтович.
— Танцуйте, дети мои! Танцуйте!
Пьяненький король сидел по-бабьи, подперев могучим кулачищем толстую щеку, и в его наполненных слезами глазах светилась отцовская нежность.
— Еще по… бутылке… всем моим подданным! — вдруг заревел он и так саданул кулачищем по столу, что посуда посыпалась на земляной пол.
— Да здравствует король! — выкрикнул совершенно трезвый Шмидт и подмигнул коллегам.
— Виват! — взревели те с готовностью нарочито пьяными голосами.
Гвианийцы радостно ударили в ладоши, прекратившие было танцевать пары вернулись на площадку, где сразу же стало тесно и душно.
Минуты две Петр и Мария танцевали молча. Потом Петр, чтобы нарушить молчание, спросил:
— А вы в самом деле хотите поехать в Москву?
— У нас в Уарри есть ребята… окончившие университет Лумумбы. — Она вдруг прижалась к Петру, он почувствовал на щеке ее дыхание и сейчас же услышал шепот: — Вас просили быть сегодня вечером в бассейне «Эксельсиора». Ровно в одиннадцать тридцать. Запомнили? Ровно в одиннадцать тридцать.
— Кто? — удивился Петр.
Но Мария уже отступила от него и громким капризным голосом объявила:
— Спасибо за танец. Вы прекрасно танцуете, мистер Николаев!
И быстро пошла от него сквозь толпу танцующих. Она решительно прошла к отцу, с трудом удерживающемуся на табурете (Войтович потом сказал, что его величество выпил почти полсотни бутылок!), что-то сказала ему… Король согласно кивнул…
— Бай, бай! — обернулась девушка к гостям, улыбнулась и исчезла.
— Вот и все, — ехидно заметил Мозес Аарон, и итальянец вздохнул:
— Но… сеньорита! Божественна!
ГЛАВА 7
Они вернулись в «Эксельсиор» около одиннадцати, усталые, отяжелевшие от бесчисленных бутылок пива и проперченных яств, и сразу же разошлись по своим комнатам на двенадцатом этаже, где их поселили в самых дорогих номерах, оплаченных властями провинции: о том, что Войтович был внесен в список группы «контрабандой», никто и не вспоминал.
Петр и Анджей выбрали номера по соседству с видом на Бамуангу. Сейчас в темноте она угадывалась где-то вдали, словно большое черное зеркало, отражающее крупные и яркие звезды.
Было уже начало двенадцатого. Петр достал из портфеля плавки, взял в ванной махровое полотенце в красную и черную клетку, от которого рябило в глазах. Спуститься вниз на лифте, пройти через холл, мимо мраморного фонтана, у которого возвышалась большая скульптурная группа — сотворение мира в африканском варианте, и выйти к бассейну — все это займет самое большее семь-десять минут, решил Петр.