Штангер резко встал и прошелся по комнате, заложив руки за спину, потом, широко расставив ноги, вдруг остановился перед Петром:
— Но, перехватив вас на пути к моему другу маршалу Эбахону и рискуя поссориться с ним из-за этого, я рассчитывал на вас не как на святого отца, который будет выслушивать мою исповедь и отпустит мне мои грехи! — Штангер пожевал тонкие, бесцветные губы: — Я солдат, мистер Николаев, и буду говорить прямо. Ваше присутствие здесь, за Бамуангой, мешает некоторым… очень влиятельным лицам. Мы не знаем, какие полномочия вы имеете, но ваша близость к маршалу делает вас в достаточной степени опасным для планов… этих лиц.
Наемник замолчал, ожидая, что скажет Петр, но ответом ему было тоже молчание.
«Значит, англичане проглотили приманку, которую им предложили Аджайи и Эбахон, — думал Петр. — И теперь пытаются прощупать меня. Сначала припугнуть, похитив и доставив в логово профессиональных убийц, а потом… чего они хотят потом?»
— Что же дальше, господин полковник? — неожиданно голос Петра стал хриплым.
«Волнуюсь», — невольно признался он самому себе.
Штангер тоже заметил это, по его тонким губам скользнула слабая улыбка.
— Эти лица понимают, что маршал Эбахон ведет торг за нефть, которую бог так неразумно поместил под здешними болотами. Но в каждом торге есть предельная цена, дальше которой дело становится невыгодным. И лица, которые поручили мне поговорить с вами, готовы предложить вам хорошие условия… для сотрудничества.
Петру вдруг стало весело: такого поворота событий он не ожидал.
— Короче говоря, меня хотя купить? Заплатить за сведения о планах Эбахона?
Штангер поморщился:
— Сейчас вы скажете, что не все продается, а я отвечу вам, что продается все, дело только в цене. Давайте же будем деловыми людьми, господин Николаев. Вам заплатят достаточно хорошо, чтобы вы могли в дальнейшем заниматься вашей африканистикой в каком-нибудь солидном университете: ей-богу, журналистика хороша только до определенного возраста. Да и мне, как вы догадываетесь, пора на заслуженный отдых: писать книжки о приключениях и ходить по воскресеньям в церковь. Или еще лучше — стать миссионером и нести слово божье где-нибудь в джунглях Малайи. Так как же?
— А если я не приму предложение этих… очень важных лиц?
— Тогда… — Штангер вздохнул и развел руки. — Тогда, как вы понимаете, остается только одно… Мне будет очень жаль, но на войне погибают не только солдаты, иногда пули настигают и журналистов.
— Слушайте, вы! — разозлился Петр. — Меня запугивают с того самого дня, как только мы оказались в Поречье.
Он вскочил с кресла и теперь стоял лицом к лицу со Штангером, глядя ему прямо в глаза.
— Питер! — раздался вдруг за его спиной знакомый голос, и, обернувшись, он увидел стоящего на пороге Жака.
ГЛАВА 7
Да, это был Жак, все такой же, каким запомнился он Петру, когда они встретились впервые: белокурый, зеленоглазый, с кожей, желтоватой от противомалярийных таблеток. Только теперь он был в мешковатой пятнистой форме командос с тяжелым кольтом на бедре, с малиновым беретом на левой руке.
— Питер, — повторил Жак.
Не обращая внимания на хмурящегося Штангера, он схватил руку Петра.
— Ну вот и хорошо! — заговорил он. — Вот и отлично! Теперь все будет как надо…
— Слушай, Френчи! — прервал его Штангер. — У нас с господином советником деловой разговор.
Жак обернулся к немцу:
— Питер Николаев — мой друг, Штангер.
Голос его был тверд и жесток — такого голоса у него Петр еще никогда не слыхал.
Штангер хмыкнул и, внезапно повернувшись на каблуках, пошел к своему столу. Жак не спускал с него глаз, готовый предупредить любое неожиданное движение немца.
Но Штангер уже овладел собой.
— Я уважаю мужскую дружбу, — сказал он, усаживаясь за стол. — Мистер Николаев — твердый орешек, и мне это нравится. Настолько нравится, что я не отпущу его к маршалу. Твой друг будет с нами всю кампанию, до самого конца.
— Кстати, — усмехнулся Жак. — Мой радист принял радиограмму: маршал в ярости из-за этого фокуса с похищением. Он требует, чтобы ты немедленно к нему явился. И вместе с…
Он указал взглядом на Петра.
— Пошел он… ко всем чертям! — вдруг взорвался Штангер. — Эти кафиры воображают, что если они платят мне свои вонючие гроши, они могут помыкать мной, Рольфом Штангером! Не поеду!
— Поедешь, Рольф, — твердо сказал Жак. — Или ты хочешь, чтобы война началась с разгрома солдатами Эбахона Кодо-2? Эбахон не майор Нначи, он не посмотрит на фальшивые красные кресты, которые мы намалевали на стенах этого барака.
— Я разгоню всю его черномазую сволочь, — уже тише возразил Штангер.
— Наши солдаты тоже черные. А белые, кроме нас с тобою да Кувье, нюхали порох только на полигонах.
— Ребята нас поддержат. Толстый Гуссенс, Кор, Ренар, Кэннон, все…
Жак покачал головой:
— Они приехали сюда зарабатывать деньги, а не защищать твои амбиции. Ты портишь мне бизнес, Рольф…
Вспышка гнева обессилила Штангера, он обмяк, лицо его потускнело. В конце концов, этот человек был всего-навсего амбициозным неудачником во всей своей жизни…
— Ладно, я поеду… — выдохнул он.
— Ты поедешь один, без Питера, — спокойно продолжал Жак. — Так мне будет спокойнее. Скажешь, что господин советник сам договорился с тобою о встрече… — Он кинул быстрый взгляд на Петра. — Что у вас с ним… деловые отношения еще с Луиса: мистер Николаев даже встречал тебя в аэропорту, когда вы только что прилетели в Гвианию.
— Ну? — буркнул Штангер.
— И еще. Скажешь, что господин советник сам вернется в Обоко, как только найдет это нужным…
Жак обернулся к Петру, с интересом наблюдавшему всю эту сцену, и положил ему руку на плечо:
— Ты ведь не захочешь покидать нас так быстро, Питер? И Петр понял: настаивать на возвращении не следует.