— Вот только… как с Анджеем? — сказал он.
— О'кэй! — обрадовался Жак. — С разрешения господина полковника я сейчас же пошлю своих парней, кто поизворотливей. И они посмотрят, что можно сделать…
Он кинул взгляд на Штангера, явно довольного ходом событий.
Жак натянул берет, поправил брезентовый ремень с тяжелой кобурой и продолжал:
— Не беспокойся, Рольф. Пока ты будешь в Обоко, господин советник побудет со мною…
…Выйдя из штаба, они подошли к пятнистому «джипу» Жака, забрызганному красной грязью, помятому и исцарапанному сучьями. Два черных солдата в видавшей виды залатанной форме сидели развалившись на заднем сиденье возле пулемета. Завидя Жака, они подтянулись, но остались сидеть.
Жак ловко вскочил на место водителя и взялся за баранку.
— Залезай, Питер!
— Подожди!
Петр положил руку ему на плечо:
— Почему ты все время именуешь меня… советником? Неужели и ты веришь этой ерунде, распространяемой по приказу Эбахона?
— А почему бы нет? — пожал плечами Жак. — Это ведь политика! А в политике возможно все.
— Эбахон шантажирует меня. Он хочет сыграть на моем присутствии здесь, чтобы шантажировать своих хозяев. А если я буду мешать ему в этой интриге… он… уберет тебя. — Петр опустил голову, понимая, что Жак не поверит тому, что он сейчас скажет. И все же сказал: — Сначала он расправится с моими коллегами. По очереди.
— Не посмеет, — рассмеялся Жак. — И вообще… Все это чушь! Со мной ты в безопасности. Садись в машину!
Петр вздохнул и последовал его приглашению, чувствуя на себе настороженные взгляды сидящих сзади десантников.
— Телохранители?
Жак тронул машину.
— Санди и Манди. Отличные ребята. Я им внушаю не доверять никому, и в первую очередь белым.
— Невысокого же ты мнения о своих собратьях по оружию!
— Мы не собратья. Они — «псы войны», наемники, а я — инструктор.
— Разница?
Жак притормозил у ворот лепрозория, дожидаясь, пока их откроет все тот же солдат, которого Петр видел еще утром.
— Штангер и его парни прибыли сражаться, а я обучал солдат, солдат третьей дивизии, входившей еще в гвианийскую армию.
— Значит, ты здесь уже давно?
— С полгода…
Они выехали на проселок и свернули налево, поднимаясь в холмы, покрытые редким колючим кустарником. Оба молчали, думая о своем.
Жак молчал, внимательно глядя вперед, под колеса, стараясь, чтобы они не соскользнули в глубокую, заполненную красной водой колею. Руки его крепко держали баранку.
— Тут неподалеку маленькая миссия, всего две монахини — сестра Урсула и сестра Цецилия. Я жил у них, еще когда Кодо-2 не заняла лепрозорий. Будет время — расскажу обо всем этом подробнее.
Они ехали еще с полчаса, потом свернули в густой лес, на широкую тропу, покрытую толстым слоем прелых коричневых листьев. Здесь было сыро и душно, ветви, образовавшие где-то вверху плотную зеленую крышу, не пропускали солнечные лучи.
Вокруг стояла глухая тишина, нарушаемая лишь шумом двигателя «джипа» да треском сучьев под его колесами. Дорога через лес заняла минут двадцать, но наконец они выехали на просторную поляну. Там стоял маленький белый домик с черным деревянным крестом на крыше и невысокой башенкой, на верхней площадке которой зеленел медный колокол.
Вокруг дома был разбит апельсиновый сад: крупные золотые плоды, как новогодние шары, ярко светились в темной листве невысоких деревьев. Тут же был и огород: зеленые грядки выглядели заботливо ухоженными.
У двери, ведущей в дом, стоял забрызганный грязью «лендровер», капот его был поднят, и в двигателе копался человек в синем выгоревшем комбинезоне. Услышав подъезжающий «джип», он поднял перепачканное маслом лицо… и Петр узнал его: это был Роберт Рекорд!
— Хэлло, Жорж! — крикнул Роберт и помахал рукой. Жак бросил быстрый взгляд на Петра:
— Жорж… это я. Жорж Шевалье — мое настоящее имя. Помнишь, я тебе говорил… А это — Боб, Роберт Рекорд, шофер миссии. Отличный парень!
— Я знаю. — Петр привстал на сиденье. — Хэлло, Боб!
— Питер?
Роберт поспешно принялся вытирать замасленные руки чистой тряпкой.
— Кого вы привезли, мистер Шевалье? — раздался приятный женский голос, и Петр увидел вышедшую на крыльцо монахиню, совсем еще молоденькую, полненькую, румяную. Она безуспешно пыталась придать своему лицу выражение строгости.
— Сестра Цецилия, — шепнул Петру Жак и поклонился монахине. — Это мой друг, сестра.
Петр тоже склонил голову, а когда поднял взгляд, на крыльце появилась еще одна монахиня — в черном одеянии и большом белом головном уборе… Элинор!
— Сестра Урсула, — продолжал вполголоса Жак. — Ведьма! И ханжа к тому же… — Лицо его неожиданно стало постным. — Этот человек… — начал было он.
— Я все слышала, месье Шевалье! — строго перебила его Элинор.
Она сделала сестре Цецилии знак удалиться.
— Это же Питер… Питер Николаев! — не выдержал Боб, все еще продолжающий тереть тряпкой свои замасленные руки.
Элинор нетерпеливо обернулась к Жаку, который хотел было дать какие-то инструкции своим телохранителям:
— Пусть не отъезжают слишком далеко и надолго, месье Шевалье. Надеюсь, вы помните, о чем мы с вами договаривались.
— Ведьма! — вполголоса выругался Жак, обращаясь к Петру. — Видишь ли, она меня отсюда выставила… неделю назад. Мол, смущаю Цецилию. А Цецилия сама кого хочешь смутит. Каждая жилочка в ней играет!
Он обернулся к телохранителям:
— Санди! Манди! В лагерь, и чтобы ровно через три часа быть здесь.
…В миссию они попали как раз к ленчу, и монахини усадили их за большой круглый стол в пустой, недавно побеленной комнате, служившей столовой. Жак сразу же сунул было нос в большую суповую миску, красовавшуюся в центре, но под строгим взглядом Элинор поспешил опустить приподнятую им крышку супницы.
— Возблагодарим господа бога нашего… — сказала Элинор и подняла взор к небу, губы ее зашевелились в молитве.
Сестра Цецилия тоже сложила молитвенно руки, но под насмешливо-дерзким взглядом Жака вдруг покраснела: мысли ее были явно не на небе.