Войтович ободряюще подмигнул Петру и отошел, оставив его рядом с президентом, Жаком, Штангером и другими командирами наемников на небольшом плацу, расчищенном в лагере Кодо-2; они должны были принимать парад командосов, над подготовкой которых так потрудились Жак, Браун, Жан-Люк и их коллеги.
Президент остался доволен парадом. Когда вся Команда-2 в заключение смотра выстроилась на плацу, он произнес несколько прочувствованных слов и лично приколол на куртки белых наемников значки-эмблемы — череп и скрещенные кости.
— Этот знак, — напыщенно сказал он в заключение, — означает символ верности, верности вождю и военачальнику. Это знак древних германских воинов, клявшихся быть верными своим вождям и за гробовой чертой.
Сидя за столом рядом с Николаевым и слушая Чайковского, Рольф Штангер задумчиво теребил пиратскую эмблему, приколотую к его куртке.
Много бы дал Петр сейчас, чтобы узнать, о чем думает этот профессиональный наемник, стареющий «солдат фортуны», достигший вершины своей карьеры — поста главнокомандующего мятежной армии. Впрочем, кое о чем можно было догадаться по тому разговору сегодня утром, когда Штангер повел речь с ним, с Петром, об интересах неких, пока еще анонимных деловых кругов — вояка Рольф явно подумывал об обеспечении своей старости.
Петр перевел взгляд на Элинор — сестру Урсулу. Она сидела, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза, и лицо ее было бледно, пальцы рук, вытянутых, лежащих на краешке стола, стиснуты.
Она была вся во власти музыки, она была не здесь, она была далеко от этой поляны в африканском буше, от этих дурацких разноцветных лампочек, вокруг которых бешено метались нетопыри, пожирая хороводы стремившихся на свет ночных бабочек, далеко от парней в пятнистой форме, скучающих над стаканами пива.
И вдруг Петр понял — Эбахон играл для Элинор, для таинственной белой монахини, для бывшей туземной жрицы, мечущейся в поисках самой себя.
Но вот последние аккорды, Эбахон опустил руки и уронил на грудь свою тяжелую, начинающую лысеть лобастую голову…
Несколько секунд тянулась пауза, потом раздались вежливые аплодисменты. Эбахон встал, устало кивнул аплодирующим и пошел к своему месту за столиком — между Штангером и Элинор, и Петр увидел, что он смотрит в глаза Элинор, а она отвечает на этот взгляд.
— Браво, — вежливо сказал Штангер, когда Эбахон взялся за спинку своего кресла.
Эбахон кивнул. Он продолжал смотреть прямо в глаза Элинор, широко раскрытые, завороженные. Штангер заметил это, уголки его тонких бледных губ чуть заметно искривились.
Запыхавшийся солдат, босоногий, в белом фартуке, навис над столиком с подносом, уставленным новыми бутылками и чистыми стаканами. Эбахон вопросительно приподнял бровь…
— Коньяк, — еле слышно выдохнула Элинор, и Эбахон, поспешно налив в стакан, взятый с подноса, несколько капель мартеля, протянул его Элинор.
— Вам надо было стать артистом. Вы околдовали меня, — сказала она тихо, беря стакан.
— Нет, я — солдат, — мягко улыбнулся Эбахон. — Всего лишь солдат, сражающийся за счастье моего народа. А что касается колдовства… — продолжал Эбахон, пристально глядя в порозовевшее лицо Элинор, — то я слышал, что вы…
— Да, я была жрицей Ошуна, — выдохнула Элинор.
— И можете предсказывать будущее… Элинор усмехнулась.
— Будущее? И вы поверите предсказаниям жрицы, предавшей языческого бога и ставшей невестой Христа?
— Если всевышний предначертал вам этот путь, значит, вы выполняете его волю, — раздался за спиною Петра голос Жака.
Петр оглянулся: Жак подошел к столику вместе с Бобом Рекордом… одетым в пеструю форму десантника. Оба были пьяны и на ногах держались нетвердо.
— Сестра Урсула или жрица бога Ошуна… какая разница, как зовут Кассандру в наше время? — вызывающе продолжал Жак. — Если вам, мадам, принадлежит дар видеть будущее, просто свинство зарывать такой талант в землю! — Он обернулся к мрачному Бобу: — Ты согласен со мною, парень?
Тот кивнул, избегая напряженного, вопросительного взгляда Элинор, которую явно удивило появление Боба в форме наемника.
— Хорошо! — вдруг решительно встала она. — Вы настаиваете?
Взгляд ее был устремлен на Эбахона. Тот быстро кивнул. Элинор перевела взгляд на Штангера:
— И вы?
Немец неожиданно смутился:
— Я… н-не… очень…
— А вы?
Этот вопрос был обращен уже к Петру.
— Если судьба моя решена наперед, то я предпочел бы играть втемную. Так интереснее…
— А вам, господа, я предскажу судьбу, хотите вы этого — или нет, — твердо сказала Элинор, обращаясь к Жаку и Бобу.
— Это будет дьявольски занятно, — ответил за обоих француз.
Элинор обернулась к Эбахону:
— Мне нужны орехи кола, собака, коза и белая курица… Кола и курица у меня есть, но вот собака и коза…
Эбахон вопросительно взглянул на Штангера, потом на ухмыляющегося Жака:
— Френчи?
— Мои парни сожрали все живое на двадцать миль вокруг, — расхохотался Жак. — В сыром виде, как учит их сержант Браун.
Конечно, если великий Ошун требует жертв, я прикажу совершить набег на какую-нибудь дальнюю деревню. Или привести собаку и козу от прокаженных Элинор закусила губу:
— Хорошо! Попробую обойтись курицей… Но вам придется подождать…
Она резко повернулась и быстро пошла к домику миссии. Штангер, проводив ее хмурым взглядом, обратился к Бобу:
— Значит, Френчи все-таки уговорил вас, — обратился он к хмурому Бобу Рекорду и дотронулся до его пятнистого рукава. — А как же миссия?
— У всех у нас тут одна миссия, — мрачно отозвался Боб. Эбахон ободряюще положил руку на плечо Боба:
— Ничего! Война, а не молитвы — удел мужчины. Мне говорили, вы сражались во Вьетнаме, у вас есть боевой опыт. Мы заключим с вами контракт как с ветераном: хорошее жалованье, премия за каждый бой, страховка и выходное пособие. Вы знаете наши условия…
Боб безразлично кивнул.