Блейк со вздохом развел руками:
— Вы должны нас понять, ваше превосходительство! Скандал с этим… как его… Кэнноном… может вызвать падение кабинета.
— А вы знаете, что, когда гроб с телом Сэмми выгружали в аэропорту Хитроу, грузчики, узнав, кто лежит в гробу, пинали его ногами и плевали? — перебил его Петр.
— Вы регулярно слушаете передачи Би-би-си, мистер Николаев, — сухо ответил Блейк.
За окном остановилась машина.
— Кого там еще принес дьявол, — мрачно пробормотал Эбахон. — Еще одна крыса?
Адъютант не успел доложить, кто приехал. Он лишь открыл рот, когда, решительно отодвинув его, в холл ворвался запыхавшийся Аджайи в форме командос и с большим, из белых страусовых перьев веером вождя.
— Федералы… — тяжело выдохнул он.
— Что? — вскочил Эбахон. — Прорвались? Аджайи рухнул в свободное кресло.
— Ну? — рявкнул Эбахон.
— Уф! — перевел наконец дух Аджайи. — А все этот мерзавец Кэннон! — Он, словно извиняясь, взглянул на Блейка: — Как только этот убийца узнал о фотографиях, он бежал. Бросил фронт и ушел со своими головорезами в…
Аджайи назвал сопредельную страну.
— И… — нетерпеливо вскинулся Эбахон.
— И… федералы прошли через брошенные им позиции!
— Скотина! — хлопнул по столику Эбахон так, что подпрыгнула посуда.
— Федералы ворвались в деревню Ули… — Голос Аджайи дрогнул. — И вырезали всех ее жителей. Женщин, детей, стариков. Эти вандалы продолжают геноцид!
— О! — Блейк слушал все с большим интересом. Аджайи внезапно обернулся к Петру:
— И после этого, Питер, ваш друг Войтович смеет утверждать, что мы сами организовали погром…
— Деревня… в руках федералов? — задал вопрос Петр.
— Нет, мы ее отбили… Герр Штангер сам повел в атаку… своих людей!
Петр отметил про себя, что Аджайи избежал слова «наемники»:
— И есть свидетели, что жителей Ули перерезали именно федералы?
— Как вы смеете! — возмутился Аджайи. — Я приехал сюда как раз затем, чтобы пригласить в Ули иностранных журналистов. В том числе и вас — Он обернулся к Блейку: — В то время как ваша страна задерживает продовольствие и медикаменты для нашего несчастного народа, на стороне федералов воюют наемники. Это они ворвались сегодня первыми в Ули.
— Интересно! — поднял бровь Блейк.
Аджайи перевел вопросительный взгляд на мрачного Эбахона:
— Ваше превосходительство?
Эбахон молчал, пощипывая в задумчивости бороду.
— Ладно, — наконец решился он. — Через час мы выезжаем в Ули. Я должен быть с моим народом в час испытаний.
Он вздохнул и посмотрел на Блейка:
— Вы тоже, если хотите, можете поехать с нами. Пусть «Шелл» узнает, кому она будет выплачивать теперь деньги за нашу нефть! И за нашу кровь…
И встал, давая понять, что разговор окончен:
— Через час собираемся на выезде из города, на дороге, что ведет на Ули.
Петр был уверен, что уже через полчаса передатчик «Шелл» в Обоко начнет передавать шифровки в Лондон и в Данди и сообщение о резне в Ули уже сегодня появится в вечерних лондонских газетах. А завтра тему раскрутит «Тайме» — основательно, солидно, со ссылками на осведомленные источники и с обстоятельными комментариями специалистов о межплеменной вражде, корни которой уходят в глубь веков и в которой нет ни правых, не виновных, а есть только взаимная ненависть и жестокость. Дело же цивилизованного мира смягчать страдания жертв этой вражды, оказывая им посильную гуманную помощь.
И сейчас же начнут возникать комитеты «В помощь жертвам гражданской войны в Гвиании», создаваться всякого рода фонды на оплату поставок в Поречье продовольствия, медикаментов, одежды, на плату врачей-добровольцев и специалистов по восстановлению. И во всей этой мутной воде будут привычно ловить рыбку ЦРУ, СЕДЕСЕ, Интеллидженс сервис.
Петр вышел на крыльцо, постоял и огляделся. Два броневика — справа и слева от виллы, с пушками, направленными на виднеющиеся в конце аллеи королевских пальм решетчатые ворота, десятка два командосов, сидящих на земле или бесцельно слоняющихся по двору, вооруженных до зубов.
— Хэлло, мистер Николаев, — услышал Петр ломающийся юношеский голос, едва он оказался за воротами.
Из «джипа» с базукой, стоявшего метрах в пятидесяти от ворот, ему радостно махал улыбающийся Дэнни. Рядом с ним сиял белозубой улыбкой Манди.
ГЛАВА 3
Старый «дуглас» гудел в низком ночном небе, словно большая тяжелая муха. Он то удалялся, и тогда звук его двигателей был почти не слышен, то приближался и назойливо кружил почти над самой головой, где-то за тяжелыми дождевыми облаками, из которых который день подряд сочился нудный, мелкий и холодный дождь.
Петр зябко поежился, чувствуя, что весь покрывается липкой испариной: желтый пластиковый плащ с капюшоном, который был взят на время у дежурного диспетчера аэродрома «Зет», не пропускал ни воды, ни воздуха.
— Это Желтый Медведь, — ни к кому не обращаясь, сказал комендант аэродрома майор Джон Пауэл. — Сегодня его очередь… — Он отвернул рукав точно такого же, фирмы «Шелл», плаща, как у Петра, и направил фонарик на свои часы. — Сейчас он, как всегда, пристроится в хвост «гуманистам». Они должны быть уже на подходе…
При короткой и слабой вспышке света Петр успел увидеть лишь силуэты людей, замерших в напряжении поодаль, и бесформенные в темноте машины. Он знал, что в машинах раненые наемники, кое-как перевязанные, в наскоро наложенных шинах: федералы попытались сегодня на рассвете прорваться сквозь позиции Кодо-2, но, понеся большие потери, отошли. Семеро раненых, четверо убитых — цена, которую Кодо-3 заплатила за свою победу. Речь, разумеется, шла только о белых, о потерях среди черных командиры даже и не сообщали в штаб Штангера. Убитых Жак распорядился похоронить в безымянных могилах внизу под дорогой, в ущелье, раненых, как обычно, доставить на аэродром «Зет» для эвакуации сегодня же ночью.
Так повторялось почти ежедневно с тех пор, как аэропорт «Зет» стал принимать по ночам самолеты Красного Креста по пять-шесть машин за ночь.
Да, Петр не ошибся, предугадывая события, которые должна была вызвать трагедия Ули, маленькой деревушки, вытянувшейся вдоль шоссе Данди — Обоко. Когда-то Петру приходилось вместе с Войтовичем проезжать через нее. Квадратные глиняные хижины, крытые кусками ржавого железа или потемневшим, запылившимся тростником, деревянные ставни, всегда закрывавшие окна без рам и стекол, пестрые, ярко раскрашенные корзины, выставленные на обочину — а вдруг кто-нибудь из проезжающих купит? — убогий кабачок с облезлой жестяной вывеской, на которой еще можно было разобрать слова «За морем»… Желтые шелудивые собаки, безразличные ко всему на свете; роющиеся в пыли курицы; дети со вздутыми животами… Обычная нищета гвианийской деревушки.
Когда колонна «джипов», во главе которой шла машина Эбахона, прибыла в Ули, в ней были одни военные. Солдаты бродили среди развалин глиняных хижин, видимо взорванных гранатами, рылись на пепелищах, подбирая остатки скудного скарба, который теперь уже никогда не понадобится жителям Ули, чьи тела аккуратным рядом были положены у неглубокой братской могилы.
— Останови, — приказал Эбахон солдату-шоферу, когда «джип» поравнялся с могилой. Эбахон выпрыгнул из «джипа», сдернул свой черный берет и пошел вдоль ряда убитых медленно, заглядывая в их лица.
За ним сейчас же последовал Блейк, крутя с интересом головой и хмыкая. Петр подал руку Элинор и помог ей тоже выйти из машины: о том, чтобы взять ее в эту поездку, позаботился сам Эбахон.
Из второго «джипа» с кряхтением вылез его величество Макензуа Второй в своей неизменной красной фетровой феске и в белом бубу[1]7, за ним трое вождей, которых Петр видел на церемонии провозглашения отделения Поречья от Гвиании. Из других машин заспешили журналисты, чернокожие офицеры.
— Хэлло, бади! — услышал позади себя Петр голос Мартина Френдли. — Давненько не виделись!