– Чего? – воскликнул старичок и отпрянул. Эти диковатые глаза… зловонное дыхание… Энтрери больше не сомневался.
– Кто ты? – пролепетал старик.
– Неужели не узнал родного племянника? – улыбнулся убийца.
– Дьявол тебя забери, Тоссо-паш, – проворчал вошедший в лачугу часом позже человек. – Если снова обделаешься, проваливай на…
С зажженной свечой он двинулся прямиком к столу, но услышал, как за его спиной закрылась дверь. Значит, кто-то забрался в дом.
Белриггер обернулся.
– Ты не Тоссо, – сказал он, смерив незнакомца взглядом.
Энтрери тоже смотрел на него, сомнений не было – перед ним отец. Годы его не пощадили. Он высох, выглядел изможденным, как будто все это время, что они не виделись, ничего, кроме крепких напитков, ему в рот не попадало.
Энтрери бросил взгляд через его плечо в угол, и отец тоже туда посмотрел, повыше подняв свечку. В углу лицом вниз лежал Тоссо-паш, и под животом у него натекла небольшая лужа крови.
Белриггер круто развернулся, лицо его перекосилось от ужаса и злобы. Незнакомец направил на него меч с необычным, кроваво-красным лезвием, и если старик и хотел броситься на непрошеного гостя, то сразу передумал.
– Кто ты? – выдохнул он.
– Тот, кто сводит счеты.
– Ты убил Тоссо?
– Может, он и жив еще. От ранений в живот умирают медленно.
Белриггер поперхнулся.
– Ты знаешь, что он со мной делал, – добавил Энтрери.
– С тобой? – с трудом выговорил старик – Да кто ты такой?
– Похоже, у тебя нет никаких семейных привязанностей, – рассмеялся убийца. – Хотя меня это не удивляет.
– Семейных? – повторил старик, бестолково тараща глаза. – Ты кто?
– Сам знаешь.
– Так, мне это надоело, – решительно заявил Белриггер и сделал движение к двери.
В то же мгновение острие красного меча кольнуло его под подбородок. Слегка повернув руку, Энтрери оттеснил отца к столу и, чуть нажав, заставил плюхнуться на стул.
– Много раз я слышал эти слова, – проговорил он и, подтянув к себе второй стул, перегородил дорогу к выходу. – Только обычно после них ты меня бил.
У Белриггера перехватило дыхание.
– Артемис? – едва слышно прошептал он.
– Неужели я так сильно изменился, отец?
Старик довольно быстро справился с собой.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, бегло осмотрев одежду и оружие. – Ты же сбежал. Зачем вернулся?
– Сбежал?! Меня продали в рабство!
Фыркнув, Белриггер поглядел в сторону.
– Тебе кажется, что это весело?! – стукнув кулаком по столу, крикнул Энтрери.
– А мне-то что? Не я ж тебя продал.
– Какой у меня любящий папаша! – с кривой усмешкой сказал убийца.
Как ни странно, Белриггер расхохотался ему в лицо.
– А Тоссо так не веселился, – хмуро заметил Энтрери, и старик сразу помрачнел.
– Что тебе нужно?
– Хочу узнать, что с матерью. Она жива?
По насмешливому взгляду отца Энтрери догадался, каким будет ответ.
– Тебя ж в Калимпорт повезли, да?
Убийца кивнул.
– Так вот, Шанали померла, когда ты еще туда и не добрался, хоть купцы и гнали лошадей вовсю. Дурень ты, она ж знала, что ей недолго осталось. А то, думаешь, продала бы она своего любименького сыночка?
Мысли в голове Энтрери понеслись вихрем. Он припомнил мать, какой видел ее в последний раз, и вдруг понял, что такой убитый вид у нее был совсем по другой причине.
– Мне даже жаль было эту шлюшку, – сказал Белриггер и тут же получил от Энтрери увесистую пощечину.
Убийца сел на место, а старик, с ненавистью глядя на него, сплюнул кровь.
– У нее выхода не было, – сказал он. – Нужно было заплатить жрецам, чтобы спасли ее жалкую жизнь, потому что брать в уплату за молитвы и чары ее источенное болезнью тело они уже брезговали. Вот она тебя и продала, а они взяли деньги. А она все равно померла. Не верю я, что они хоть что-то сделали, чтобы ей помочь.
Белриггер умолк, и Энтрери долго сидел, переваривая все, что услышал.
– Ну что, убивец, получил, что искал? – подал голос старик.
– Она меня продала?
– Разве я тебе не это только что сказал?
– А родной отец меня защищал, – с горечью промолвил Энтрери.
– Родной отец? – спросил Белриггер. – А ты его знаешь?
Энтрери сжал зубы.
– Ты что же, придурок, считаешь меня своим отцом? – расхохотался старик – Вот олух! Да не отец я тебе. Был бы ты мне родным сыном, я бы, может, вколотил в тебя побольше толку.