Убийца обернулся.
– Ты ведь кого-то искал. Женщину, да? Как ее звали?
– У нее не было имени. По крайней мере, его никто не помнит. Погляди вокруг. У нее такое же имя, что начертано на каждой плите.
Гозитек нахмурился, а Энтрери пошел прочь с кладбища.
Взяв кошель с золотом, убийца даже не взглянул на Джарлакса.
– Пожалуйста, не стесняйся, – с легкой издевкой произнес дроу.
– Я и не стесняюсь, – только и ответил Энтрери. Он явно был не в духе, чему дроу ничуть не удивился.
– Смотрю, ты шляпу надел, – заметил Джарлакс, пытаясь хоть как-то разговорить его.
Эту черную шляпу с узкими полями он когда-то подарил приятелю, она обладала некоторыми магическими свойствами, хотя, конечно, до небезызвестной шляпы самого Джарлакса ей было далеко.
– Давненько ты ее не носил.
Шляпа очень плотно прилегала к голове благодаря тонкой проволоке, продернутой под лентой. Энтрери нащупал над виском скользящий узел, повозился немного и швырнул головной убор дроу, как будто после напоминания о том, откуда он взялся, ему резко расхотелось носить его.
Но Джарлакс раскусил его фокус. Убийца все равно оставил при себе то, что ему было нужно, – без проволоки шляпа перестала так хорошо держать форму.
Энтрери, пристально поглядев на товарища, взял мешочек с золотом и вышел из дому.
– Похоже, ему ночью таракан в задницу заполз, – заметил Атрогейт, поднимаясь с пола и сладко потягиваясь.
– Нет, мой косматый друг, – задумчиво сказал Джарлакс, глядя вслед Энтрери и теребя шляпу, – тут дело посерьезнее. Артемису пришлось вернуться в неприятное прошлое, встретиться с ним лицом к лицу. Вспомни себя, когда речь заходит о Твердыне Фелбарр.
– Я же сказал, не хочу об этом говорить.
– Вот именно. Только Артемис о своем даже не говорит. Он все носит в душе, переживает. И боюсь, в этом виноваты мы, потому что дали ему флейту, – темный эльф повернулся к дворфу, – и теперь обязаны ему помочь.
– Мы? Не бросайся словами, эльф. Я бы, может, и согласился помочь, если б знал, о чем ты болтаешь. К тому же, боюсь, соглашаться с тобой – непременно вляпаешься в историю.
– Вероятно.
– А-ха-ха!
На дворфа можно было положиться.
На площади с прошлого раза почти ничего не изменилось, впрочем, как и всегда. Из-за сидящих бедняков почти не виднелись булыжники, которыми была вымощена площадь, и к дверям Дома Защитника протянулись две длиннющие очереди.
Добравшись сюда, Джарлакс с Атрогейтом почти сразу разглядели Энтрери среди этого сброда. Он стоял в одной из очередей. Джарлакс удивился, что он там делает, но потом увидел, что за столом сидит тот же самый молодой жрец, который был на кладбище для нищих.
Раздвигая толпу, дроу протиснулся к своему товарищу, а за ним, не отставая ни на шаг, и Атрогейт. Стоявшие в очереди за убийцей бедняки зароптали, но дворф так рявкнул, что все замолкли. Лицо коротышки покрывало множество шрамов, полученных в боях, за спиной грозно подрагивали кистени – кто решился бы ему перечить?
– Уходи, – буркнул Энтрери Джарлаксу.
– Плохой бы я был др…
– Вали! – отрезал убийца, оборачиваясь к дроу, но тут подошла его очередь.
– Сперва на кладбище, а теперь здесь, – сказал Гозитек, узнав убийцу. – Ты просто удивительный человек.
– Еще более удивительный, чем ты думаешь, – ответил Энтрери, бросая на его стол такой увесистый мешок с золотом, что стол даже покачнулся.
Шнурки на мешке разошлись, и внутри блеснули золотые монеты. Бедняки, стоявшие ближе всех к убийце, дружно открыли рты, а молодой жрец вытаращил глаза.
Стражам пришлось оттеснить толпу, начавшую напирать на стол, и Гозитек, запинаясь, спросил чуть слышно:
– Ты-ты хочешь поднять бунт?
– Я хочу купить индульгенцию.
– Но на кладбище…
– Для той, чье имя уже давно забыто жрецами Селуны, будь прокляты все их посулы.
– Т-то есть? – промямлил Гозитек, стараясь затянуть шнурок и спрятать золото, пока толпа не обезумела.
Он потянул кошель к себе, но Энтрери крепко удержал его за запястье.
– Да-да, з-запишите имя, – промямлил благочинный, оборачиваясь к сидящему с раскрытым ртом писцу, – и особую индульгенцию, которую…
– Мне нужен другой жрец, – перебил Энтрери.
Гозитек смотрел на него, не понимая.
– Мне нужна индульгенция от самого провозвестника, и только от него. Я отдам золото ему лично в руки, и он собственноручно запишет имя и сам прочитает все молитвы.