Когда я отошел от двери, Флетчер уже сидел в кресле, открывая чемодан.
— Вы лучше сядьте, — сказал он. — Вы очень бледны.
— Да, сэр.
— А это что такое? Вы весь в пластыре!
— Да, заклеен живот.
— Переломов нет?
— Нет, сэр.
— Слава Богу.
Я снова прилег на кровать, почувствовав слабость. Затем вдруг спохватился и спросил:
— Сколько времени, не знаете? Он взглянул на часы.
— Четверть третьего. Должны были приехать сюда раньше, но в бюро проката автомобилей в Сиракьюсе царит полная неразбериха. — По его тону я понял, что некомпетентность для него — смертельный грех, а абсолютная компетентность — единственная стоящая цель. Он сразу же завоевал мое доверие, и я лежал на спине, довольный, что мое представление о нем подтвердилось.
Он вытащил плоский серебряный портсигар и открыл его.
— Полагаю, что вы сейчас не в состоянии курить. Я покачал головой:
— Нет, спасибо.
— Так я и подумал.
В портсигар была вделана зажигалка, он закурил и сунул портсигар обратно в карман.
— Я не хочу, чтобы вы слишком напрягали голос, — сказал он, — но мне необходимо знать, что здесь происходит. Расскажите в общих чертах.
— Существовала переписка с человеком по имени Гамильтон, работавшим на здешней обувной фабрике. Мы с Уолтером приехали сюда, чтобы встретиться с ним. Мы пошли к нему домой, он находился на фабрике, и мы побеседовали с его женой. Потом нас арестовали. Меня продержали всю ночь, а Уолтера держат до сих пор. Они не сообщили мне о причине ареста, и только утром я понял, в чем дело. Был убит Гамильтон. Застрелен.
— Они не предъявили Уолтеру обвинение?
— Думаю, нет. Они задержали его, чтобы допросить. Его тоже били.
— А с вами как? Как вы все это заработали?
— Я… ну, одна девушка, которая работает репортером в местной газете, оказалась студенткой из моего колледжа. Она дочь управляющего фабрикой, но я подумал… словом, я говорил с ней. Все рассказал ей в точности, как было на самом деле. А потом в газетной статье она все вывернула наизнанку и обозвала меня глумливым и дерзким Стендишем, и я пошел к ней, чтобы выразить свое отношение к ее писанине.
— Вы пошли в редакцию?
Я почувствовал, что краска стыда заливает мое лицо.
— Нет, домой к ее отцу. И с ее отцом я тоже разговаривал.
— Ссорился с ним?
— Нет… не совсем. Он пытался убедить меня, что АСИТПКР — плохой профсоюз. Флетчер невесело улыбнулся:
— Рассказал вам все о Хоффе, конечно…
— Да, сэр.
— Они всегда это делают. Люди, подобные Хоффе, льют воду на мельницу руководителей предприятий. Произнеси слово "профсоюз" в беседе с каким-нибудь управляющим, и он сразу же начнет распространяться по поводу Джимми Хоффы. Но они не скажут, что "чистые" профсоюзы мечтают о том, чтобы Хоффа вообще не родился на свет. — Он пожал плечами, снова выразив свое раздражение по поводу допущенной мною оплошности. — Значит, он вас не убедил и, когда вы ушли, натравил на вас собак.
— Примерно так, — ответил я.
— Вы слишком неопытны для всего этого, — сказал он. — Утром я отправлю вас в Сиракьюс. Вы сможете долететь до Вашингтона на самолете.
И снова мне был предложен почти почетный путь к отступлению, но я возразил:
— Думаю, мне не следует покидать город. — Это была не правда, но правда прозвучала бы слишком сентиментально и глуповато для этого трезвомыслящего прагматика.
— М-м. В таком случае, оставайтесь. Не выходите из этой комнаты, еду вам будут приносить, я распоряжусь. Никуда не ходите и ни с кем не разговаривайте.
— Ну, есть еще…
Он мрачно посмотрел на меня:
— Есть еще что-нибудь?
Меня охватило смущение, и я только кивнул.
Он вздохнул и покачал головой.
— Расскажите мне про это, — сказал он.
— Когда я пришел в себя, после того как меня избили, здесь находился старик. Он привел ко мне врача, заплатил ему за визит. Он был другом убитого, Гамильтона, и он сказал, что Гамильтону удалось что-то узнать.
— Что именно?
— Не знаю. Он пытался… Гамильтон пытался раскопать какую-нибудь гадость, которая могла бы помочь профсоюзу. И он что-то раскопал. Но не сказал, что именно. Этот старик — его зовут Джефферс — хотел, чтобы я ему помог… помог пойти по следам Гамильтона… — Когда я умолк, мне показалось сказанное мною смехотворным.
Флетчер посмотрел на меня задумчиво и сказал:
— И вы видите себя в роли Фило Венса, не так ли?
— Мистер Флетчер, но никому нет дела! Надо же кому-то этим заняться! Гамильтон мертв, а полиция не хочет ничего выяснять, и никто ничего не делает, а этот человек, Джефферс, просит меня помочь ему, и я хочу ему помочь.