Потом спокойно произнес:
– Промазали. Бомба не взорвалась. Сегодня явно не наш день.
Рассмеялся и добавил:
– Господин сенатор, дарю вам жизнь, хотя и не гарантирую, что надолго.
Леваллуа покачал головой. Он сидел с огромными наушниками.
– Да нет же, – сказал он. – Бомба взорвалась, когда ты нажал кнопку. Все как положено. Я до сих пор слышу, как осыпается земля или что-то в этом роде.
– Этого просто не может быть, – возразил Гейдт.
На телеэкране бронированный лимузин миновал городскую библиотеку, затем большое серое здание. Гейдт знал, что в этом здании помещается высшее коммерческое училище.
Демонстранты стояли стеной, но полиция вела себя спокойно, и никто не пытался прорвать оцепление. В воздухе не мелькали дубинки и пистолеты.
– Странно, – сказал Леваллуа.
– Непостижимо. – подтвердил Гейдт. – Я нажал кнопку в нужный момент. Что случилось?
– Не знаю, – ответил Леваллуа.
Рейнхард Гейдт взорвал бомбу в нужный момент – нужный для того, чтобы никто не пострадал.
Террористическая группа БPFH подорвала две тысячи девяносто один мешок с песком и гору несгораемого стекловолокна.
Единственным пострадавшим можно было назвать Эйнара Рённа: его кепка взлетела на воздух и бесследно исчезла.
В распоряжении Рённа на Даннемурагатан находилось двадцать пять грузовиков, аварийная машина газовой сети, три санитарные машины, две машины с громкоговорителями и две пожарные машины – автоцистерна и автолестница. Кроме того, ему была подчинена группа из тридцати человек, самые надежные сотрудники, большинство – из охраны порядка. Все они были в защитных шлемах, и каждого второго снабдили мегафоном.
Когда проехал кортеж, у Рённа оставалось двенадцать – пятнадцать минут на то, чтобы завалить мешками участок, где ожидался взрыв. Кроме того, надо было перекрыть все подходы и проследить за тем. чтобы население этого района было в безопасности.
Пожарные и санитарные машины стояли наготове на Даннемурагатан.
Уложиться в двенадцать минут было бы трудновато; к счастью, на самом деле срок оказался чуть больше, а именно четырнадцать минут и тринадцать секунд.
Шлем был Рённу не впору, поэтому он только в последний момент снял кепку и по рассеянности положил ее на мешки с песком.
Одна из машин не успела разгрузиться – отказал стартер. – но это не повлияло на исход операции. Единственным результатом взрыва был огромный фонтан песка и белых клочьев стекловолокна, да еще сильная утечка газа, на временное устранение которой понадобилось несколько часов.
В ту самую минуту, когда дома в районе взрыва тряхнуло, как от небольшого землетрясения, постылый сенатор уже сидел в здании риксдага и пил генеральную воду. Одновременно Каменное Лицо впервые проявил человеческие эмоции; вынув изо рта сигару, он положил ее на край стола и сделал добрый глоток виски из фляги, которую носил с собой. После чего воткнул сигару на место и принял обычный вид.
Сенатор поглядел на своего телохранителя и объяснил:
– Рэй бросает курить. Поэтому не зажигает сигару.
Открылась дверь.
– А вот и министры иностранных дел и торговли, – весело объявил премьер.
Дверь снова открылась. На этот раз вошли Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон. Премьер строго посмотрел на них. И сказал:
– Спасибо, но здесь вы не нужны.
– Вам спасибо, – ответил Гюнвальд Ларссон. – Мы ищем Сепо-Мёллера.
– Эрика Мёллера. Ему тут тоже нечего делать. Спросите его людей. Все здание ими кишит. Кстати, что за грохот было слышно только что?
– Неудавшееся покушение на бронированную машину.
– Бомба?
– Что-то вроде того.
– Позаботьтесь о том, чтобы виновный был немедленно арестован.
– Дурацкое распоряжение, – сказал Гюнвальд Ларссон, когда они подходили к лифту.
– Высказывание в духе Мальма, – добавил Мартин Бек. В лифте они встретились с Херманссоном. Щеки его горели, глаза смотрели с вызовом.
– Домой? – спросил Гюнвальд Ларссон.
– Вот именно. До конца недели.
К кому бы из агентов Мёллера они ни обращались, все отвечали:
– Он где-то здесь поблизости. Где именно – неизвестно.
Рейнхард Гейдт так и не понял, что произошло, даже когда француз в пятницу сходил за газетами.
Он не один пребывал в неведении. Начальник ЦПУ и Стиг Мальм велели немедленно вызвать Мартина Бека и Гюнвальда Ларссона. Рённ полагал, что его миссия выполнена, и поехал к себе домой в Веллингбю, где Унда и Матс громко спорили, что полезнее: геркулес или кукурузные хлопья.
Но Эйнар Рённ был горячо любим как муж и отец, и, увидев, какой он усталый, они тотчас прекратили перепалку.
– Привет, папуля, – сказал Матс. – Ну как?
– Порядок. Только вот кепка моя пропала.
– Завтра куплю тебе новую, – пообещала Унда.
Рённ предпочитал сам покупать себе головные уборы, однако воздержался от протеста.
Все посмотрели на кровать, и он лег не разуваясь. Жена и сын вместе раздели его.
– Чуешь, какого мирового отца я тебе отхватила, – сказала Унда.
– Лучшего в мире, – подтвердил Матс.
Рённ слышал их голоса, но уснул прежде, чем собрался с силами что-либо ответить.
Он спал крепко и без сновидений.
Проснувшись на другое утро, он представил себе жаренного на древесных углях хариуса, кровяные клецки и соленую салаку. И прошел на кухню, где его ожидала каша.
Немного погодя он спустился в метро и доехал до станции Фридхемсплан на острове Кунгсхольмен.
XXII
Гюнвальд Ларссон и Мартин Бек предстали перед Понтием Пилатом через каких-нибудь полчаса после прибытия сенатора в здание риксдага.