Из-за этого усвистнула ставка в Институте психологии, судьба пошла по-другому руслу.
(А может, оно и к лучшему?..)
Однажды перед самым отъездом — такси под окном — сгинул загранпаспорт, с досады запустил в дверь ботинком — из него рикошетом выпорхнул без вести пропавший…
Всерьез подозревал, что в доме орудуют барабашки. Наконец стукнуло: энтропия. Тварь гораздо более одухотворенная, чем принято думать ("одухотворенная" следует читать, конечно, с обратным знаком).
Преследуемая, загоняемая в углы, энтропия ведет войну за существование, войну воистину не на жизнь, а на смерть. И конечно, пользуется наималейшей возможностью… Достаточно иной раз неловкого движения или отвода внимания, допустим, к дребезжащему телефону, легкого содрогания потолка от шагов соседей или незаметного сквознячка — ведь и такие микровозмущения способны подчас обвалить Иерихонскую стену или разрушить Рим…
Ну и самое главное: энтропия всегда находит укрывище в изначальной точке своего обитания — не где-нибудь, а в тебе самом. Здесь ее вечный, неразрушимый бастион с подземным ходом в глубину запредельную. Отсюда, отсюда…
Вот и сейчас: никак не могу отыскать в памяти историю одного своего… Не знаю… Если пациента, то главного… На его месте в соответствующем мозговом окошке оказывается какая-то допотопная расчетная книжка да две обмусоленные зубочистки.
Ага, слышится…
Файл "Чемпионы и рекордсмены", второй стел, стрим восьмой, номер двадцать четыре…
Пo ту сторону Чистых Прудов
На бульваре, в куче песка, белобрысый широкоголовый мальчик играет в солдатиков. Много-много солдатиков, целый дивизион.
— Тум-бара, пу-пум-бара!.. Ать-два! Огонь — пли!.. Пиф-ф-ф!.. Па-бааамс!
Я подхожу. Я в таком же возрасте. Завязываю знакомство:
— А у меня спички есть.
— Нельзя. Бабушка. Тум-бурум-пум-пум-бвв-пх!..
— А у меня нет бабушки.
— Па-ба-а-ам! Дз-з-хп… И-у-и-у-у-др!.. Ты убит. Падаю, как полагается, но я только ранен. Заползаю в окоп, отстреливаюсь:
— Ты-ты-ты-ты-ты!..
— Ты убит. Кому сказано?
— Никому. Убитому не говорят. Я только ранен. У меня зуб скоро выпадет.
— Покажи.
— Не покажу.
— Врешь. Не выпадет.
Нажимаю языком — трык! — готово: новенький молочненький клык. На ладони. Протягиваю.
— Хе-хо. Дай.
— Не дам.
— За солдата.
— Не дам.
— За лейтенанта.
— А кто лейтенант?
— Вот этот.
Что-то было нечистое в продаже зуба за лейтенанта, я это почувствовал.
Поиграл, но домой покупку не взял. У меня никогда не было своих солдатиков, ни одного.
А зачем Жорке понадобился мой клык?..
Пару раз в наших последующих драчках он меня укусил, не им же?..
Жорик Оргаев жил в переулке, похожем на мой, по другую сторону Чистых Прудов.
Мы оказались в одном классе, который потом разделили, потом снова соединили, опять разделили… Такая вот пересекающаяся параллельность и дальше сводила и разводила нас.
Шесть колов
Первые два года в школу его водила бабушка, Полина Геннадиевна, завуч соседней женской школы, плечистая дама с плакатными чертами лица и такими же интонациями. Ходила всегда в темно-синем, всей статью своей и походкой выражала организующее начало. Побаивались ее все, кроме Жорки, изучившего ее как часовой механизм.
Он и называл бабушку "мой будильник". "Пойду заведу будильник" означало "пойду есть", "пойду спать", "пойду делать уроки". Суть этих отношений осталась для меня не вполне ясной, но хорошо помню, что при обращениях к Жорке Полина Геннадиевна почему-то часто краснела, как девочка.
…Обедаем с мамой. Два звонка, это к нам, бегу открывать — и тут же назад, скорее — куда?.. Под стол, больше некуда.
Административное возмездие: Жорка, только что мной отлупцованный, явился в сопровождении бабушки для сообщения пренеприятнейшего известия.
— А Тоша сегодня получил кол.
— Шесть колов!!!!!! — ору я из-под стола с шестью знаками остервенения.
— Нет. Только один. — Жорка вопросительно смотрит на бабушку, та — на мою маму, с требованием реакции:
— Ваш Тоша дерется. Подает нехороший пример. На маму действует:
— Тоша! Вылезай сейчас же. Я кому говорю.
— Я не Тоша!
— А кто? — Жорка заинтригован.
— Не Тоша.
— А кто? Кто?
— Тоша! Вылезай сейчас же! (Попытка вытащить.)
— Ни за что!!!
— А он… меня один раз побил, а я его два. Он один кол получил, — катит бочки Жорка.
— Ни разу он меня не побил! Я получил шесть колов! Я не Тоша! Не Тоша!!
Я простил его только перед самым сном. У него нет деревянного пистолета. У него нет… не То…
Пустил козла в огород
Диплом доктора оккультных наук можно получить в детском саду. Если ты хоть чуточку наблюдателен, то заметишь, что при игре в гляделки затуманивается голова, расплываются мысли, перестаешь слышать, словно уплываешь куда-то…
Не знаешь и вряд ли узнаешь, что это первая фаза гипнотического состояния. Но ты можешь это запомнить и применить — например, смотреть в точку, чтобы уснуть или чтобы перестал болеть зуб.
Ты можешь заставить человека оглянуться, даже если кругом толпа, — ты ведь сам иногда почему-то оглядываешься, когда на тебя смотрят…
Ты понятия не имеешь, что означал для твоих дальних предков прямой немигающий взгляд в глаза (он и для обезьян много значит и для собак) — но замечаешь, что такой взгляд действует. Как-то не по себе, когда на тебя смотрят так слишком долго.
А когда смотришь сам? — Каково?.. А если еще и гримасу скорчить?.. Здоровый мальчишка всегда естествоиспытатель: обязательно нужно полюбопытничать, все попробовать так, сяк, эдак, пощекотать природу, подергать за косичку судьбу…
Но Судьба — создание не безответное.
Однажды нашел я в куче мусора на задворках старенькую изгаженную книжонку "Внушение и гипнотизм", без начала и без конца. Пассы, пробы внушаемости… Повелительность, сосредоточенность… Интересно… Теперь знаю, как начинать поединки с превосходящим противником. Проверил на практике в школе и во дворе. От случая к случаю показывал штучки-дрючки. А потом надоело.
Влечения к власти у меня никогда не было, мне нужна была только разделенная радость.
Книжечку изрисовал карикатурами ("Гипноз, гипноз… хвать за нос!"…) и со смехом и розыгрышем подарил на день рождения Жорке Оргаеву.
Я догадывался, что это ему понравится, но не мог догадаться, с какими последствиями.
А ведь кое-что можно было предвидеть…
В миг, когда книжечка эта оказалась у него в руках, он побледнел, потом покраснел, потом опять побледнел… И быстро, ловко спрятал ее куда-то.
Легенда о Жориковых родителях
Отец — крупный разведчик, засекреченный до неузнаваемости; мать — артистка балета, всегда на гастролях; один дедушка был главным партизаном Северного Кавказа, а потом дрессировщиком, погиб в пасти разъяренного тигра; другой дедушка живет в Антарктиде, изредка пишет письма.
Лишь бабушку засекретить было нельзя.
На самом деле отец Жорика был инженером, мать стоматологом. Подались подзаработать на Север. Отец пошел в гору, споткнулся и накануне суда повесился. Мать уехала с каким-то начальником поюжнее. О дедушках ничего не известно.
Один летний сезон Жорик провел с матерью; после этого появился тик со вздергиванием головы, которое он потом научился эффективно использовать.
Во втором классе перестал ябедничать, но еще частенько бывал битым, имел прозвище «говядина», почему — не помню.
С четвертого класса статус внезапно сменился на противоположный: изгой превратился в лидера, способного по мановению ока собрать боевую дружину и вломить кому следует чужими руками.
Сам никогда не дрался.