— Разве уже открыто? — удивилась она. — Так рано?
Он попробовал дверь.
— Да, уже открыто.
— Это приглашение? — спросила она. — Вы хотите разориться?
Он взглянул на нее с легким удивлением. На ее улыбку, на маленькое чистое лицо, на глаза, расставленные чуть-чуть слишком широко. Он не привык к естественному дружелюбию. Он сказал: «Да-да, я плачу», — внес чемоданы и постучал по прилавку.
— Что будете есть? — спросил он.
Он стоял отвернувшись. Он не хотел пока ее пугать.
— Здесь богатый выбор, — сказала она. — Бобы во всех видах, прошлогодние бисквиты, сандвичи с ветчиной. Я остановлюсь на сандвиче с ветчиной и чашке кофе. Для вас это накладно? Если так, обойдемся без кофе.
Он дождался, пока буфетчица снова уйдет, пока девушка откусит большой кусок сандвича, так что если бы она захотела, то все равно не смогла бы закричать, и обернулся к ней. Он был озадачен: девушка не выразила отвращения, а улыбнулась настолько, насколько это можно было сделать с полным ртом…
— Мне нужен ваш билет. За мной гонится полиция. Я на все пойду, чтобы получить ваш билет.
Она проглотила хлеб и закашлялась. Сказала:
— Ради бога, стукните меня по спине.
Она сбивала его с толку. Он не привык к нормальным человеческим отношениям, и это действовало ему на нервы.
— У меня есть пистолет, — сказал он и добавил неуклюже: — Я дам вам вот это взамен.
Он положил листок на прилавок, и она прочла его с интересом, не переставая кашлять: «Первый класс. До самого…»
— Так я же могу за него еще деньги получить. Что ж, это неплохой обмен, но при чем здесь пистолет?
— Билет, — потребовал он.
— Пожалуйста.
— Со станции вы пойдете вместе со мной. Я не хочу рисковать.
— А почему бы не съесть сначала сандвич с ветчиной?
— Молчать. Мне некогда слушать ваши шуточки.
— Я люблю настоящих мужчин. Меня зовут Энн. А вас как?
Поезд снаружи засвистел, вагоны двинулись, как длинная полоса света в тумане, и пар помчался вдоль платформы. Рэвен на секунду отвернулся от нее; она подняла чашку и плеснула ему в лицо горячий кофе. Боль заставила его откинуться и прижать ладони к глазам, он зарычал, как зверь, — это была настоящая боль. То же чувствовал старый министр обороны, и женщина-секретарь, и его отец, когда скамейка ушла из-под ног и шея приняла груз тела. Его правая рука потянулась к пистолету, спиной он прижался к двери. Люди заставляли его терять голову. Он сдержался, с усилием победил боль ожога, мучения, толкавшие его к убийству.
— Ты под прицелом. Подними чемоданы. Иди впереди, — сказал Рэвен.
— Ты под прицелом. Подними чемоданы. Иди впереди с бумажкой.
Она подчинилась, сгибаясь под тяжестью чемоданов.
— Передумали? Могли бы доехать до Эдинбурга. Хотите сделать остановку? — спросил контролер.
— Да, — сказала она. — Да, именно так.
Он вынул карандаш и принялся писать что-то на листке. Энн хотелось, чтобы он запомнил ее и ее билет. Быть может, потом будут выяснять.
— Нет, — сказала она. — Я дальше не поеду.
И прошла за барьер, думая: «Он не забудет обо мне сразу».
Длинная улица бежала между маленькими пыльными домами.
— А теперь мне можно уйти? — спросила она.
— Ты что, думаешь, я дурак? — сказал он со злостью. — Иди дальше.
— Вы можете взять один из чемоданов.
Она бросила чемодан на мостовую и пошла дальше. Рэвену пришлось поднять его. Чемодан был тяжелым, Рэвен взял его в левую руку: в правой был пистолет.
— Так мы в Ноттвич не попадем. Нам нужно было повернуть направо за угол, — сказала она.
— Я знаю, куда идти.
— Хотела бы и я знать.
Маленькие дома бесконечно тянулись в тумане. Было еще очень рано. Женщина вышла из двери и забрала молоко. Энн увидела в окне бреющегося мужчину. Она хотела закричать, но тот был словно в другом мире. Она могла представить себе его тупой взгляд, медленную работу мозга, прежде чем он поймет — что-то не в порядке. Они шли дальше. Рэвен на шаг сзади. Она раздумывала, не обманывает ли он ее; должно быть, его ищут за что-то очень серьезное, если он в самом деле готов выстрелить.
Они шли дальше. Рэвен на шаг сзади. Она раздумывала, не обманывает ли он ее; должно быть, его ищут за что-то очень серьезное, если он в самом деле готов выстрелить.
Она высказала свои мысли вслух:
— Это что, убийство?
Шепоток страха донесся до Рэвена как что-то знакомое, дружеское. Он привык к страху. Страх жил в нем уже двадцать лет. Он ответил без напряжения: