— Он наверняка сел в поезд. Могу поспорить…
Заметил что тот спит, накрыл его пледом и задумался.
Они повернули к воротам Скотланд-ярда.
Матер увидел свет в кабинете главного инспектора.
— Есть что доложить? — спросил Кьюсэк.
— Нечего. Он, должно быть, сел в поезд, сэр.
— У нас мало данных для такого предположения. Рэвен следовал за кем-то к Юстону. Мы стараемся найти водителя первой машины. Мы кое-что про Рэвена раскопали. Мальчишкой его отправили в ремесленную школу. Он сообразителен, и нам не попадался. Я не пойму, почему он так себя ведет. Неглупый парень. А оставляет такой след.
— Сколько у него денег, кроме этих банкнотов?
— Вряд ли много. Что-нибудь придумали, Матер?
Небо над городом светлело. Кьюсэк выключил настольную лампу, и комнату охватил полумрак.
— Я полагаю, — сказал Матер, — что во всех кассах есть номера банкнотов?
— Во всех без исключения.
— Мне кажется, — размышлял Матер, — что если у тебя ни копейки денег, кроме этих несчастных банкнотов, и ты хочешь сесть на экспресс…
— Почему вы решили, что экспресс?
— Не знаю, почему так сказал, сэр. Правда, если бы он сел на пассажирский, который останавливается на каждом углу, кто-нибудь обязательно сообщил бы нам…
— Может быть, вы и правы.
— Ну вот, если бы я хотел сесть на экспресс, я дождался бы последней минуты и купил бы билет в поезде. Я не думаю, чтобы у контролеров были номера.
— Ну что ж вы наверно, правы. Вы устали?
— Нет.
— Хорошо, а я устал. Не останетесь ли вы здесь и не обзвоните ли все вокзалы? Составьте список экспрессов, которые отошли после семи вечера. Скажите, чтобы позвонили на все станции, проверили, нет ли где человека, который покупал билет в поезде. Мы скоро узнаем, где он слез. Спокойной ночи, Матер.
— Доброго утра, сэр. — Он любил быть точным.
Рассвет не наступил в Ноттвиче. Туман лежал над городом, как беззвездное ночное небо. Воздух на улицах был чист. Надо было только поверить в то, что это ночь. Первый трамвай выбрался из депо и покатил по рельсам к рынку. Старый газетный лист распластался у двери театра Роял. По окраинной улице Ноттвича, откуда было недалеко до шахт, шел старик с шестом и стучал в окна. Семафор подмигнул зеленым глазом будущему дню. Освещенные вагоны медленно тянулись мимо кладбища, клеевой фабрики, через широкую, в аккуратных цементных берегах реку. Зазвонил колокол на католическом соборе. Раздался свисток.
Переполненный поезд медленно въезжал в новое утро. Все спали в одежде. Чолмонделей съел слишком много сладостей, ему хотелось вычистить зубы: дыхание было приторным и душным. Он высунул голову в коридор. Рэвен быстро отвернулся и принялся глядеть на запасные пути, на платформы, груженные местным углем. С клеевой фабрики доносилась вонь гнилой рыбы. Мистер Чолмонделей перебежал на другую сторону вагона, чтобы посмотреть, к какой платформе подойдет поезд. Он повторял «извините», наступая на ноги. Энн улыбнулась про себя и загородила ему дорогу. Мистер Чолмонделей кинул на нее возмущенный взгляд. Она сказала «прошу прощения» и начала приводить в порядок лицо.
— Пропустили бы меня, — сказал мистер Чолмонделей с яростью. — Я здесь схожу.
— Пропустили бы меня, — сказал мистер Чолмонделей с яростью. — Я здесь схожу.
Рэвен увидел в окне его отражение — мистер Чолмонделей спускался из вагона, — но не посмел сразу последовать за ним. Как будто донесшийся из многотуманных миль, через широкие поля охотничьих графств, через пригороды вилл, подползающих к городам, голос сказал ему: «Всякий, кто едет в поезде без билета…» Он задумался, сжимая в руке белый листок, выданный кондуктором. Он открыл дверь и следил за пассажирами, проходящими мимо него к барьеру. Ему была дорога каждая минута, и он понимал, что у него нет даже суток в запасе. Они зайдут в каждую гостиницу, в каждый дом Ноттвича, где сдаются комнаты. Ему негде было остановиться.
И тут в голову пришла мысль, которая заставила его вторгнуться в жизнь других людей, разрушить мир своего одиночества.
Большинство пассажиров ушло, но одна девушка задержалась, ожидая носильщика у двери в буфет.
Он подошел к ней и сказал:
— Разрешите помочь вам поднести чемоданы?
— О, если это вас не затруднит, — обрадовалась она.
Он стоял, слегка наклонив голову, чтобы она не увидела его заячьей губы.
— Как насчет сандвича? — спросил он. — Путешествие было нелегким.