– А «Гранд-Отель»? Как он выглядит?
– О, «Гранд-Отель», – сказал Дэвис, – это совершенная безвкусица.
Пропустив вперед, он почти втолкнул ее через вращающиеся двери в холл ресторана, и Энн заметила, что швейцар узнал толстяка. Выследить Дэвиса в Ноттвиче будет не так уж трудно, подумала она, только как найти Ворона?
Зал ресторана мог бы вместить всех пассажиров океанского лайнера; потолок опирался на полосатые колонны, серо-зеленые с золотом. По вогнутой чаше потолка, по синему полю были рассыпаны золотые звезды, созвездия – как настоящие.
– Это – одна из достопримечательностей Ноттвича, – сказал мистер Дэвис. – Я всегда оставляю себе столик под Венерой. – Он неловко засмеялся, поудобнее устраиваясь в кресле, и Энн отметила про себя, что они сидят вовсе не под Венерой, а под Юпитером.
– Вам бы надо столик под Большой Медведицей, – сказала она.
– Ха-ха, отлично сказано, – заметил мистер Дэвис. – Надо это запомнить. – Он склонился над перечнем вин. – Я знаю, дамы всегда предпочитают сладкие вина. – И признался: – Я и сам сластена.
Он сидел, погруженный в изучение меню, ничего больше не видя и не слыша; она его не интересовала; казалось, в этот момент все его интересы сосредоточились на вкусовых предощущениях; начало было положено: он заказал омара. Здесь он был дома, он сам выбрал для себя этот дом: огромный душный храм изысканной пищи; таково было его представление об интимной обстановке – отдельный столик посреди двух сотен таких же столов.
Энн думала, он привел ее сюда, чтобы удобнее было завести интрижку. Ей представлялось, что не так уж трудно будет прийти к соглашению с этим мистером Дэвисом, хотя предложенный ритуал несколько напугал ее. Пять лет гастролей в провинциальных театрах не смогли научить ее тому, как далеко можно зайти, не возбудив в партнере желания зайти еще дальше, желания, с которым ей будет не так-то легко справиться. И потому она отступала всегда неожиданно, и это было опасно. Над тарелкой с омаром она думала о Матере, о надежности, о том, как это замечательно – любить одного человека. Потом она подвинулась вперед и под столом коснулась коленкой колена мистера Дэвиса. Он не обратил внимания, с хрустом разделываясь с омаровой клешней. С таким же успехом он мог бы обедать и в одиночестве. Она почувствовала себя неловко, ею слишком явно пренебрегали. Это казалось противоестественным. Она снова коснулась его коленом и спросила:
– Вы чем-то озабочены, Вилли?
Он поднял глаза. Они были словно линзы мощного микроскопа, сфокусированные на плохо установленной пластине. Он спросил:
– Что такое? Омар вам нравится, а?
Толстяк смотрел мимо нее в огромный полупустой зал ресторана на столики, украшенные ветками омелы и остролиста. Затем крикнул:
– Официант! Мне нужна вечерняя газета, – и снова принялся за клешню. Когда газету принесли, он впился взглядом в финансовые сводки; они, видимо, показались ему вполне удовлетворительными: то, что он в них вычитал, было слаще любых сластей.
Энн спросила:
– Вилли, вы не будете возражать, если я оставлю вас на минутку? – Она достала из сумочки три монетки и прошла в дамскую комнату. В зеркале над раковиной она рассматривала свое лицо с пристальным и придирчивым вниманием: вроде все было в порядке. Потом спросила у старушки смотрительницы:
– Как вам кажется, я в порядке?
Женщина усмехнулась:
– Может, ему не нравится яркая помада?
– Да нет, – сказала Энн, – он из тех, кто любит побольше помады. Все-таки какое-то разнообразие – дома слишком пресно. Вот муженек и развлекается. – Потом спросила: – А кто он? Говорит, его фамилия Дэвис. И еще – что он создал этот город.
– Простите, милочка, у вас чулок поехал.
– Ну это-то не его вина. Кто же он такой все-таки?
– Никогда о нем не слыхала, милочка. Спросите лучше у швейцара.
– Наверное, я так и сделаю. – Энн прошла к парадному входу.
– В ресторане такая жара, – сказала она. – Захотелось хоть глоток свежего воздуха вдохнуть.
У швейцара выдалась свободная минутка: никто не входил, никто не выходил. Он ответил:
– На улице довольно холодно.
За дверьми, на краю тротуара, одноногий инвалид продавал спички; шли мимо трамваи – уютные, ярко освещенные домики на колесах, полные сигаретного дыма, болтовни, дружелюбия. Часы на башне пробили половину девятого, и с одной из улочек позади рыночной площади донеслось пение: детские голоса пели рождественский гимн, нещадно перевирая мелодию. Энн сказала:
– Ну, мне пора к мистеру Дэвису. – И спросила: – А кто он, мистер Дэвис?
– У него всего полно, – ответил швейцар.
– Он говорит, что создал этот город.
– Ну, тут он хвастает, – ответил швейцар. – Если кто и создал этот город, так это компания «Мидлендская Сталь"1. Их контора – в здании бывшего кожевенного завода. Так и называется по-старому – Дубильни. Увидите. Только теперь они город этот разоряют. Раньше давали работу пятидесяти тысячам. Теперь и десяти тысяч не нанимают. Я сам у них вахтером работал. Так они даже вахтеров уволили.
– С вами жестоко обошлись, – сказала Энн.
– Ну, ему-то еще хуже, – сказал швейцар, кивнув в сторону одноногого за дверьми ресторана. – Он у них двадцать лет проработал. Там и ногу потерял, только суд определил преступную халатность, так что ему и гроша ломаного не дали. На этом тоже сэкономили, вот как. Ну да это и была халатность: заснул у машины. Так если восемь часов смотреть, как она одно и то же каждую секунду делает, небось и не хочешь, а заснешь.
– А мистер Дэвис?
– А про него я ничего не знаю. Может, он какой начальник в сапожном деле. А может, из дирекции Уоллеса – знаете, магазин тканей на Хай-стрит. У них денег – завались.
В дверь вошла дама в пушистом меховом манто, с китайским мопсом под мышкой. Она спросила:
– Мистер Пайкер здесь не был?
– Нет, мадам.
– Ну вот. Точно как его дядюшка. Вечно куда-нибудь исчезает. Подержите собачку. – И она пошла, словно покатилась, через площадь.
– Это супруга мэра, – пояснил швейцар.
Энн вернулась в зал. Но что-то произошло. Бутылка вина была почти пуста, газета лежала на полу, у ног мистера Дэвиса. Две вазочки с пломбиром стояли на столе, но мистер Дэвис к мороженому и не притронулся. Это не было проявлением любезности. Что-то явно выбило его из колеи. Он прорычал:
– Куда вы запропастились?
Она попыталась разглядеть, что он такое прочел: явно не финансовые сводки
– газета была свернута на другой странице. Но разобрать она могла только крупные заголовки: «Судебное постановление о расторжении брака леди…» – фамилия была слишком сложной, вверх ногами не прочесть; «Убийство на дороге: приговор мотоциклисту». Дэвис сказал:
– Не знаю, что тут с ними произошло. Соль они, что ли, в пломбир положили. – Он повернул свое брыластое лицо к проходившему мимо столика официанту:
– Это что, по-вашему, «Слава Никкербокера»?
– Сейчас подам другое, сэр.
– Нет, не подадите. Счет.
– Ну что ж, значит, кончено дело, – сказала Энн.
Мистер Дэвис взглянул на нее поверх счета, и ей показалось, в глазах его мелькнул страх.
– Нет, нет, что вы, – сказал он, – я совсем не это имел в виду. Вы же не собираетесь вот так сразу бросить меня и уйти?
– А куда мы пойдем? В киношку?
– Я думал, – сказал мистер Дэвис, – может быть, вы согласились бы зайти ко мне домой, послушать радио и выпить стаканчик чего-нибудь очень-очень хорошего? Мы даже могли бы потанцевать самую малость, а? – Дэвис не смотрел на нее. Казалось, он и не задумывается над тем, какие слова произносит. Вряд ли поездка к нему домой могла оказаться опасной. Энн подумала, что хорошо знает людей этого типа: пара поцелуев, жалостная история твоей горькой жизни, когда он как следует выпьет, и вот он уже относится к тебе как к младшей сестренке. Нет, мистер Дэвис не мог быть опасен. И это будет в последний раз: скоро она станет миссис Матер, все страхи останутся позади, все будет хорошо. Но сейчас ей нужно было узнать, где живет мистер Дэвис.