Кострецов усмехнулся и пошел прочь.
Капитан зашел в свой отдел и засел с Топковым.
Сегодня после известия об убийстве Веревки Кострецов уже получил нагоняй от подполковника Миронова. Действительно, в деле театральных деятелей постоянно мелькали трупы, а опер со своим помощником пытались убедить начальство в будущей результативности дела: надо, мол, раскрутить всю вертикаль этой криминальной структуры. Но в милиции любят факты.
— От разговора с Мироновым одна польза — подслушку у Вахтанга разрешили, — сказал Кострецов. — Так что двигай туда. Может, что-то и выловишь. Хотя, судя по моей встрече с Сонькой и ее настрою, там должны уже все следы замести. Возможно, объявят на бордельные развлечения временный мораторий, — он улыбнулся.
Топков проговорил:
— Похоже, что перед убийством Веревки от него чего-то пытались добиться. Сначала прострелили руку и ногу. Если б убивал его Камбуз, вряд ли стал над дружком измываться.
— Пожалуй. И один мой стукач, который Камбуза хорошо знает, на него не думает. Может быть, скрылся Камбуз с испугу, чтобы его за убийство впопыхах не взяли. А сам, наверное, насчет Веревки нам и звонил.
— Если так, значит на свои силы не надеется. Хочет, чтобы мы этой историей побыстрее занялись.
Кострецов кивнул и добавил:
— Не забудь, что он у меня на допросе после «плимута» Гриню сдал. Камбуз сейчас крайне обеспокоен, впрочем, как и все из бригадных. Но он — особенно. Узнали, мол, братишки, что кто-то из них с Веревкой у нас кололся, — вот и взялись сначала за напарника. Пытали его, простреливая, добивались признания, что лишь Камбуз выдал. Заметался мордатый меж двух огней. Поэтому сначала нам, возможно, позвонил, а потом решил и от нас, и от бригады своей спрятаться.
— Но может быть и другая ситуация, Сергей. Я опять о линии Вадик — Маэстро.
— А не слишком ли жирно, чтобы Маэстро со своим помощником какими-то шестерками занялись?
— Если Маэстро причастен к исчезновению Духа, то вполне вероятно, что не побрезгует и шестерками, которые начали это копать.
Кострецов заключил:
— В общем, двигай к Вахтангу с подслушкой, не откладывая.
Гена Топков подъехал к дому Вахтанга и включил подслушку вовремя. В этот момент к дверям павильона Вахтанга поднимался решившийся на отчаянный шаг Камбуз.
Вчера, безуспешно просидев на улице до вечера, Камбуз стал звонить Веревке, чтобы тот его сменил, но ответа не было. Камбуз матюгнулся на беззаботность дружка и поехал за ним на Чистяки.
Войдя в квартиру и увидев, всю картину расстрела, Камбуз в шоке сел перед трупом на пол.
Он сразу решил, что убийство Веревки связано с их слежкой за Вадиком. Соображать Камбуз был не великий мастер, но тут нетрудно сопоставить: если уж такого ушлого, как Дух, Вадик или его напарники прибрали, то уж Веревке под землю была прямая дорога, коли Вадик учуял хвост за собой.
Веревка вчера «ниссан» упустил, прикидывал Камбуз. Почему? Шофер он отличный. Значит, Вадик его рассек и сам потом выследил. Камбуз облегченно вздохнул: не он был вчера на хвосте у Вадика. И какая удача, что сегодня его не было дома! Но тут же Камбуз спохватился: да ведь они с Веревкой для всех — два сапога пара.
Он смотрел на залитое кровью тело Веревки с дыркой во лбу и в ужасе осознавал, что теперь придет и его черед. Потому как, горько думал он, любой подтвердит: что Веревка знал, то и Камбуз знает обязательно, они — не разлей стакан. Камбуз с раскаянием вспомнил о том, что в кое-чем тут братва ошибается: он-то в ментовке раскололся…
Камбуз встал, подошел к мертвому другу, глядя на его жалко скрюченные пальцы в лихих наколках, и увидел, что одна кисть прострелена. Он заметил и дырку в ноге.
«Мама родная, — с захолонувшим сердцем подумал он, — терзали Никиту, расколоть хотели… Сдал иль нет он наши ходы?!»
Камбузу, как человеку трусливому, всегда казалось, что другие обязательно круче его. Таким он считал Веревку и стал заверять себя: раз убили все-таки, то браток не раскололся. А потом уныло понял, что не играет роли: кололся тот, не кололся, — раз с Веревкой разобрались, то и ему не жить.
Неоткуда Камубузу было ждать помощи. Сообщи он в бригаду об их розыске, пришлось бы сказать о давних подозрениях Грини на Вадика. За укрыв такого братаны могли б до крови не одобрить. Он со слабой надеждой подумал о милиции, которая могла б вмешаться, а возможно, и зацепить Вадика, чтобы тот дальше не шустрил.
Перед тем, как навсегда покинуть теплую их квартиру, Камбуз обошел ее комнаты, вспоминая, где, как, на каком станке «дрючил» валом валивших сюда морковок. Ничего более драгоценного не оставалось у него в сердце от этих стен. Вновь приобретенный пистолет он брал на сегодняшнюю слежку, так что прихватил оставшиеся патроны, собрал сумку с необходимыми вещичками. Еще раз взглянул на коченевшую веревку тела кореша и вышел.
С улицы из автомата Камбуз позвонил измененным голосом в милицию. Сел в машину и бездумно поехал по улицам.
Он не отдавал себе отчета, куда и зачем едет, и удивился, снова оказавшись недалеко от дома Вахтанга. Его неосознанно вело в единственное место, где он мог бы уцепить этого проклятого Вадика.
Камбуз просидел в машине до позднего вечера. Фонари жидко освещали улицу, замирала московская жизнь. На душе Камбуза стало до черноты тяжко. Ему некуда, не к кому было ехать, идти, просить помощи. Судьба загнала его в самый крайняк. Он всегда был под чьим-то влиянием, командой, не привык принимать решения. Но сейчас надо было что-то предпринимать, иначе, чуял он, крыша поедет.
Вот из таких потемок Камбуз решился идти к Вахтангу и трясти того, пока не получит сведения о Вадике.
Камбуз передвинул под курткой за ремнем рукоятку пистолета и позвонил в дверь притона.
Вахтанг подошел изнутри, поглядел через глазок на незнакомца и спросил:
— Тебе кого?