Джеймс прав — во мне нет ничего привлекательного. Я не нравлюсь даже слугам, что уж говорить обо всех остальных!
На глазах закипели злые слезы. Я проиграла!
- Сколько лет этой лошади? Не меньше пятнадцати, как я понимаю? - спросил Брукс, но не дождался ответа. Все мои силы были направлены на то, чтобы сохранить хоть каплю достоинства к финалу нашей с ним истории и не разреветься. - Она слегка хромает на правую переднюю ногу. У нее... Скорее всего …. Вам нельзя заниматься на ней, миледи. Завтра я присмотрю вам кобылу из молодых.
- Айрин больна? - воскликнула я. - Но она никогда не подводила меня! Этого не может быть! Ты!.. Ты просто...
Мой голос сорвался.
Я была более чем уверена, что он выдумал этот предлог, лишь бы хозяйка отказалась от занятий. Я ненавидела его в этот момент, но даже всей моей ярости было недостаточно, чтобы пробудить в нем хоть намек на какие-то эмоции в отношении меня. Я была совершенно бессильна. Уйти и больше никогда не возвращаться к нему, даже близко не подходить к тренеру лошадей — вот и все, чего мне хотелось.
- Айрин нужно не меньше трех месяцев, чтобы восстановиться. Я буду заниматься с ней, чтобы убрать спазмы и.. Но носить всадника и тем более прыгать ей пока строго запрещено. Или она уйдет на пенсию раньше времени.
Меня трясло от холода и гнева. Я не стала просить Брукса остановить Птицу и спрыгнула прямо на ходу, позабыв о развязавшемся шнурке. Было ошибкой так потерять голову. Предательская тесемка запуталась в стремени, и я чуть не свалилась оземь, дернув ногой. Адам Брукс спас меня. Он почувствовал движение позади и обернулся, успев подхватить падающее тело в последний момент.
Все произошло слишком быстро, чтобы я успела понять, каким образом вдруг оказалась прижата лицом к груди берейтора. От его намокшей куртки шло тепло. Жар, как от очага. Этого короткого мига хватило, чтобы согреться. Я и сама вспыхнула - от стыда и другого, незнакомого доселе ощущения.
Брукс почти сразу же отпустил меня. Стоило ему отстраниться, как мне стало еще холоднее, чем прежде — такой контраст был между промозглой мартовской свежестью и огнем, источаемым сильным мужским телом.
В звенящей напряжением тишине момента Адам наклонился и помог мне освободить застрявший сапог. А потом сделал нечто еще более невероятное: опустился передо мной на землю, прямо в рыхлую грязь, поставил мою левую ногу на свое преклоненное колено и не спеша завязал развязавшийся шнурок.
А я стояла и смотрела ему в затылок, замерев от наплыва робости и странного, бьющего легким ознобом, возбуждения.
Кажется, эта игра начинала мне нравится.
6. Перемирие
Я не помню, как добралась до имения. Щеки пылали, сердце стучало, дыхание никак не хотело выравниваться.
Конечно, берейтор и не думал бежать вслед за мной, но мне было необходимо как можно скорее добраться до спальни и захлопнуть за собой дверь. Спрятаться под одеяло, скрывшись от сильнейшего эмоционального раздрая, преследовавшего меня с самого загона.
Вместо этого, только переступив порог дома, я нос к носу столкнулась с новой напастью. Неприятность поджидала меня в лице няни Моррисон, и, похоже, поджидала долго, успев накрутить и раскочегарить себя до точки кипения. Няня напоминала маленького, сердитого воробья. Небольшой, почти кукольный рост нисколько не убавлял пожилой женщине грозности: лямки белоснежного передника воинственно топорщились, жесткий накрахмаленный воротничок, того и гляди, грозил перерезать меня напополам.
- Вот она! Явилась! - воробышек обратился в коршуна и кинулся на свою добычу. - И где это вас носит, госпожа Марсель?
Я поджала губы. Отпираться бесполезно. Она и так скоро будет в курсе моей новой блажи. Уж пусть узнает это от меня - так я по крайней мере не буду выглядеть как преступница, желающая скрыть свои прегрешения.
- Я была в загоне. Тренировалась.
- В такое время? Вы скоро и ночевать в обнимку с лошадьми будете? Та-а-ак... - няня как следует рассмотрела меня: увидела мокрые волосы и плечи, подол амазонки, по-прежнему расстегнутый и измазанный понизу землей... Старушка схватилась за сердце, и мне стало совестно.
Моррисон была единственным человеком, кому я прощала нотации и критику. Няня воспитывала меня с пяти лет. Она была рядом со мной тогда, когда рядом не осталось больше никого — мама умерла, а отец укатил в Британию. Она занималась мной целыми днями, не давая скатиться в пучину отчаяния и одиночества, а по ночам сидела у моей кровати. Она любила меня почти материнской любовью, и я была привязана к ней больше, чем к кому-либо еще. Видит Бог, няня очень старалась воспитать настоящую леди — спокойную, умную и образованную. Но что-то пошло не так, и я выросла такой, какой выросла. Может, сыграла роль изолированность от общества и нормальной семьи, может, гены взяли свое.