– Что стряслось? – опять обратился последний к архиепископу, ставя чашу.
– Ох, Иоанн! – с величайшей скорбью качнул седой головой священник, – ох, не тебе бы, сын мой, об этом спрашивать у меня! Скажи, неужто ли правда то, что ты сговорился с варваром?
– Если ты до сих пор ещё жив, владыко, а Херсонес не лежит в руинах – стало быть, так и есть, чистейшая правда это, – насмешливо подтвердил Иоанн. Священник напрягся.
– Ты уговорил руссов вернуться в Скифию?
– Точно, святой отец. Можешь смело написать об этом в Константинополь. Не забудь также упомянуть в письме, что я спас Империю от вторжения, невзирая на все препятствия, чинимые мне херсонесским архиепископом.
Елизарий аж подскочил, забыв про всю свою немощь.
– Что? Какие это препятствия я чинил тебе, Иоанн, сын мой? В уме ли ты? Или выпил лишнего?
– Например, распускались слухи о том, что я решил сдать Таврику варварам. Источники этих слухов я без труда смогу раскопать. Например, в проповедях много раз говорилось о том, что недопустимо предпринимать попытки переговоров с руссами помимо Константинополя. Эти проповеди все слышали. Наконец…
– Иоанн, довольно! Это всё ложь. Если же подобные неосмотрительные высказывания вправду имели место, то они исходили не от меня и не по моей воле звучали. Виновные понесут строгую ответственность.
– Ладно, святой отец! Скорее всего, я не захочу ворошить всё это. Надеюсь только, мне не придётся плыть с отчётом в Константинополь?
– Что ты, зачем? Об этом и речи нет!
– А ты-то откуда знаешь, святой отец?
Поняв, что проговорился, архиепископ опустил взгляд.
– Я хотел сказать, что я этого не требую.
– Ах, святой отец! Ну какое счастье! Целая гора с плеч! А я-то семь ночей не спал, думал всё – вдруг ты от меня чего-нибудь да потребуешь?
– Уж больно ты дерзок, – сухо проговорил священник, – боюсь, из-за твоих выходок Херсонес постигнут несчастья!
– Что ты имеешь в виду?
– Гнев Божий! – прогремел старец. Иоанн цокнул языком.
– Ах, как вы все любите записывать Бога в свои союзники! Только именем Бога воруете, лицемерите, унижаете, унижаетесь, льёте кровь широкой рекой! Неужели трудно хотя бы не трогать Бога?
Говоря так, Иоанн рисковал, конечно, перегнуть палку, но он понимал, что делает.
– Зато мы не записываем в свои союзники варваров, – огрызнулся архиепископ.
– А кто этим занимается? Ткни мне пальцем в этого негодяя, святой отец!
Сменив угрюмое выражение своего морщинистого лица на степенное, Елизарий молвил:
– Во всяком случае, я обязан внятно изложить в письме василевсу и логофету всё то, что имело место здесь быть. А также обозначить твою роль в этом! Ответить на вопросы, вполне законные: почему Святослав ушёл? О чём ты говорил с ним? Что ты пообещал ему?
– Таврику, – рубанул с плеча Иоанн, с большим нетерпением дожидавшийся окончания речи старца. Тот онемел, выпучив глаза. Судя по всему, он хотел даже умереть на месте, но вовремя передумал, вспомнив о том, сколько у него должников, которые указали в своих расписках очень немаленькие проценты. Благодаря этим приятным воспоминаниям лик святого отца вновь порозовел, дар речи вернулся на своё место. А Калокир, тем временем, продолжал:
– Он уже готовился к переправе через пролив. Она заняла бы, самое большее, дня четыре. Ещё через двое суток вся его конница оказалась бы здесь, под стенами Херсонеса. Готов ли город к осаде? Зная, насколько он к ней готов, я вот что сказал Святославу: «Князь! Не нужно брать штурмом то, что скоро станет твоим без всякой войны! Я за пару лет настрою всю Таврику против Константинополя. А твоя задача – завоевать северную Болгарию и держать железной рукой Готские Климаты с Белобережьем, чтоб ни один ромейский корабль не мог войти ни в Дунай, ни в Днепр, ни в Танаис, ни в Итиль. И тогда ромеи, которые на востоке и юге сами себя отрезали от всего остального мира войной с исламом, съедят своего царя, чтоб не умереть с голоду! Благонравную Феофано они не тронут, дабы она принесла тебе на золотом блюде ключи от Константинополя.» Вот что я сказал Святославу. Именно это.
Архиепископ молчал. Он считал проценты и мысленно составлял письмо логофету. Наполнив чашу вином, Иоанн придвинул её к священнику.
– На вот, выпей, святой отец! Выпей и признай, что иным путём спасти Херсонес невозможно было.
Архиепископ взял чашу и выпил её до дна. Ему сразу стало лучше, хотя и было неплохо. Пытаясь сообразить, вместит ли его подвал все мешки с деньгами, когда долги будут выплачены, он сдавленно простонал:
– О, Боже! Как это всё ужасно! Какой позор!
– Моя ли в этом вина? – спросил Иоанн.
– Нет, что ты! Конечно, нет.