– Ты смеешь предполагать, что вынул занозу из его сердца? Кто ты такой, чёрт тебя возьми, что думаешь о себе как о самом Боге?
Глядя на Феофано в упор, Иоанн ответил:
– Я тот, кого Рагнар не убьёт, даже если ты этого захочешь.
– Ого! – прищурилась Феофано, – красиво, смело! А почему ты в этом уверен?
– Мы с тобой вместе много сделали для того, чтобы он очнулся.
Царица расхохоталась.
– Послушай, мальчик! Ты меня плохо знаешь. Хочешь умереть в муках? Я это тебе устрою.
– Нет, Феофано, – спокойно возразил юноша, – тебе не позволят поступить так гораздо более сильные чувства, чем ненависть ко мне. Если она есть.
Царица страдальчески побелела.
– Ах ты, ублюдок! Ну почему ты смеешь так говорить со мной? Я ведь женщина!
– О! Прости, госпожа. Я думал, что ты – богиня.
Больше минуты длилось молчание. А потом Феофано произнесла, с трудом улыбнувшись:
– Нет, Иоанн! Ты ещё не видел богиню.
Её лицо и дрогнувший голос, полный отчаянья, поразили юного херсонита так, что он не поверил своим ушам и переспросил:
– Я еще не видел богини? Императрица! Твои слова означают, что мне её предстоит увидеть? Так ли мне следует понимать тебя, Феофано?
– Пусть Святослав сидит в своём Киеве. Клянусь Богом – он ничего не найдет здесь лучше того, что у него есть.
Услышав такой ответ, патрикий задумался. На его переносице обозначились две глубокие складки.
– Ты говоришь о Роксане?
Императрица закрыла лицо руками.
– Иоанн, сжалься! Я ведь одна! Я совсем одна!
– А Рагнар?
– Я сделала его тряпкой. Мне нужен друг, а не раб!
– Никифор Эротик?
– Он продаст мать за ломаный грош.
– Ладно, милая, – с нетерпением произнёс патрикий, – чего ты от меня хочешь?
– Не предавай меня!
– Но я даже и не имею такой возможности. Я не клялся тебе в любви!
– Но ты забываешь, что я – царица ромеев. А ты – ромей.
Он весело рассмеялся.
– Императрица, ты несёшь чушь! Но мне она нравится. Скажу так: когда придёт время тебя спасать, я тебя спасу. Но с одним условием.
Она медленно опустила руки. Её глаза теплились униженной благодарностью и надеждой – как у ребёнка, которому объявили, что, может быть, его и не высекут.
– Говори, патрикий!
– Не причиняй зла Мари.
Она удивилась.
– Мари? Кто это? Клянусь Господом, это имя мне незнакомо!
Калокир понял, что совершил ошибку. Если царица начнёт потом кого-то расспрашивать, Мари – смерть.
– Хорошо. Тогда другое условие. Дай мне слово, что позабудешь навеки имя, которое только что услышала от меня.
– Я дам тебе это слово. Но лучше будет, если ты удовлетворишь моё любопытство.
– Договорились.
– Отлично. И кто же эта Мари?
– Несчастная молодая женщина, вовлечённая в подлый заговор, цель которого мне ещё не вполне понятна. Я полагал, что за всем этим стоишь ты.
– Нет, милый. Ты ошибался.
Патрикий молча смотрел в зелёные глаза феи, не боясь больше утонуть в них. Тонкий золотой обруч, сиявший вокруг рыжей головы Феофано, усиливал сходство этой пелопоннесской танцовщицы с Артемидой, как представлял её Иоанн – невысокой, тонкой, с озорным взглядом и небольшим, чуть горбатым носом. На Феофано был скарамагний, из-под пол коего виднелись бархатные дворцовые башмачки с жемчужными нитями. На запястьях маленьких её рук редкой белизны висели, свернувшись кольцами, золотые змеи с рубиновыми глазами, на длинных и тонких пальцах переливались целыми россыпями сапфиры и изумруды. Всё-таки это была богиня. Другой богини патрикий не мог и вообразить. Да и не хотел.
– Ну, что ты на меня смотришь? – спросила вдруг Феофано, невесело улыбнувшись.
– Бедный Рагнар!
Часть вторая
Роксана
Глава первая
Калокир появился в гавани Юлиана за полчаса до рассвета. Он шёл пешком. За ним ломовая лошадь везла телегу, в которой было золото Святослава. С обеих сторон от неё шло по два десятка дворцовых воинов. Иоанн не взял с собою ни слуг, ни ценных вещей, ни денег. Он был одет по-военному, как патрикий. В его дорожном мешке, который он нёс то в одной руке, то в другой, находились только царские грамоты, нож, мешочки с разными зельями, гребешок, Ключи от сундуков с золотом и кальян.
Над морем висел прозрачный, зыбкий туман. Ветер дул с востока. Было прохладно. Люди Всеслава и нанятая им за серебряную монету местная рвань поспешно грузили на корабли дубовые бочки, тюки и ящики. Сам Всеслав – высокий, как Алексей Диоген, громогласно спорил с щупленьким надзирателем гавани, который требовал от него какую-то мзду, обосновывая претензии целой кипой бумаг за подписями эпарха и препозита. Чиновнику помогали в споре два табулярия с красными от пьянства носами. На стороне Всеслава были оба его приказчика – старый и молодой, которого звали Хват. Калокир, выходя из города со своим отрядом, хорошо слышал голоса спорщиков с расстояния в два полёта стрелы. Едва он приблизился, все умолкли.