После обеда Лев Диакон отправился спать, Настася уединилась в своей палатке, гусляр и Хват пошли к воинам, а Всеслав и Георгий Арианит начали разговор, не очень-то интересный для Калокира. Встав у борта, он принялся считать волны. Их было много. «Наиболее интересное из всего того, что я сегодня узнал», – думал Иоанн, – «то, что некий Равул – самая опасная сволочь на всей Руси. А я полагал, что этот высокий титул принадлежит Гийому!»
Глава вторая
Ночь была светлая. Калокир, тоскливо уединившись с полной луной у борта, курил гашиш. С полуночи юго-западный ветер ослабевал. К рассвету он стих. Воины, ругаясь, взялись за вёсла. Всеслав внимательно озирался по сторонам, будто ожидал увидеть что-либо в сияющих, неподвижных морских просторах.
– А как ты сможешь рассчитать курс, если, например, всё небо затянет тучами? – с беспокойством пристал к нему Калокир.
– Никак. Мы просто подойдём к берегу и продолжим пыть вдоль него. Он – слева от нас, в нескольких часах ходу.
– Западный берег Понта? Тот, на котором устье Дуная?
– Да.
– Ну а почему бы нам постоянно не двигаться вдоль него? Так было бы безопаснее.
– Да, но путь рстянулся бы на неделю. И не хочу я связываться с береговыми разбойниками.
– Понимаю. Ты говоришь о сборщиках податей?
– И не только. Там полно всяких. Ты знаешь, что у меня – всего двести воинов. А впереди – степь.
Калокир отстал от купца. И хорошо сделал – тот был не в духе. Настася, встав и расчесав волосы, начала петь песни. Голос её легко облетал все пять кораблей. Спирк ей подыграть не мог, потому что ночью наступил спьяну на свои гусли, и доска треснула. Три струны порвались.
Иоанн присел возле девушки. Ему очень хотелось её потрогать. Но он решил повременить с этим денька два-три, до окончания путешествия по морю. Оно ему уже порядком наскучило. Через час Настася слегка охрипла, и Калокир, которому было особо нечем заняться, поднёс ей маленький ковш вина. Она улыбнулась и приняла его.
– А у тебя очень красивый голос, – промолвил юноша.
– Да? Я рада, что тебе нравится.
По её лицу было видно, что похвалу она приняла как должное. Или как ничего не значащую любезность. Но Калокир решил продолжать.
– Более прекрасного голоса я не слышал.
– Не ври, патрикий! Ты – хитрый плут.
– Кто тебе сказал?
– Царь не приближает к себе простых. Да и по глазам твоим видно, что ты – хитрец.
– А ты любишь дураков, что ли?
Сидя на узком борту ладьи, Настася пила вино. Патрикию нелегко было сидеть так же. Он перед ней стоял.
– Любовь тут вовсе и ни при чём, – изрекла она, – тебе понравился мой голос? Я очень рада. Надеюсь, что ты не будешь пытаться искать во мне ещё каких-то достоинств.
– Не буду, – объявил он, – разве есть нужда искать вот сейчас, к примеру, на небе солнце? Чего его искать? Оно видно всем, включая слепых. И оно всем светит. Так светит, что все снимают перед ним шапки.
– Значит, я – лучше солнышка, потому что ты, как я вижу, готов снять передо мною не только шапку, но и всё остальное!
Он рассмеялся.
– Тебя это оскорбляет?
– Нет, вовсе нет! Мужчины все таковы. Их не переделать. Думай, что хочешь. Желай меня, если хочешь. Мне всё равно.
– Я знаю, что ты сама сочиняешь песни, – сказал патрикий. Тут девушка покраснела.
– Да… Но не все.
– Да, не все. Лишь те, которые о несчастной любви.
– А как ты узнал? Тебе сказал Спирк?
– Нет.
– А кто?
– Сердце.
– Ты очень хитрый, – с горькой усмешкой сказала девушка, – но не думай, что у меня была несчастная любовь и это меня подвигло.
– Я так не думаю. Но я вижу, что ты берёшь на себя всю чужую боль. Она проходит через тебя, когда ты поёшь. Этого нельзя не заметить.
– А что меня выдаёт?
– Глаза.
– И что с ними происходит?
В этот момент ему показался вдалеке парус. Он пригляделся. Взволнованная Настася с очень большим интересом ждала ответа. Поняв, что горизонт чист, патрикий промолвил:
– В них – пустота. Смертельная пустота, потому что душа твоя вместе с голосом летит к звёздам. Никогда прежде я и представить себе не мог такой ужасающей пустоты в глазах! Такой бездны.
– Патрикий, ты обезумел! Я пою просто.
Она запнулась. Иоанн понял, что держит в своих руках неплохую нить.
– Я думал о тебе всю ночь, – проговорил он, – ты можешь заподозрить меня в желании тебя обольстить, но это не так. Внушить тебе страсть – это означает убить твой голос. Он должен быть свободен! Иначе звёзды не засияют ярче, когда он снова коснётся их.
– О чём это вы здесь говорите? – поинтересовался Спирк, внезапно откуда-то появившись, – о каких звёздах?