К утру молодой человек весь выдохся, а его подружка лишь вошла в раж. За завтраком Иоанн почти ничего не съел, зато много выпил. Первым поднявшись из-за стола, если только можно назвать столом разостланную на палубе скатерть, он снова спустился в трюм. В середине дня его разбудили.
– Земля, земля! – кричал во всё горло Лев Диакон, прыгая по палубе, как безумный, – слава пресвятой Троице и угодникам! Переплыли море!
Восторг был общим. Пять кораблей огласились треском днищ винных бочек, звоном ковшей и шумным весельем. Всеслав и Хват сели пить с дружинниками. Из разговоров Калокир понял, что далеко не каждое путешествие через Понт на таких ладьях проходит благополучно. Подойдя к борту, он поглядел на сушу. Пенные волны лизали низкий, широкий, песчаный берег. За ним шумело своими волнами, изумрудными в лучах солнца, другое море – ковыльное, имя коему было Степь. Принесённый ветром запах цветов и трав кружил голову, как вино или медовуха. Через равнину с севера на юг текла большая река с пологими берегами. Перед впадением в море она делилась на рукава.
– Это Борисфен? – спросил у Всеслава Лев Диакон. Борисфеном ромеи именовали Днепр.
– Нет, это Буг, – отвечал купец, – мы слишком ушли на запад.
Дружинники выразили желание хорошенько попировать на суше. Всеслав сказал им:
– Ежели мы после каждых трёх дней пути будем напиваться, то в Киев придём по льду. Минуем хотя бы Днестр! Там попируем.
Воины тут же взялись за вёсла, и лодки двинулись на восток вдоль берега. Степь цвела вся. По ней пробегали тени перистых облаков. Порывистый ветер клал на землю ковыль высотой с коня и всё ощутимее расстилал над морем медовый дух. Калокир, улегшись возле палатки, начал дремать, когда к морю выехал, обогнув курган с каменной фигурой на гребне, всадник верхом на сером степном коне. Увидев ладьи, он остановил своего коня, а затем пришпорил его опять, рванув узду влево, и поскакал галопом вдоль кромки моря, по мокрым дюнам.
– Малёк, а воткни-ка в рожу ему стрелу по самые пёрышки, – флегматично сказал Всеслав, прищуривая глаза, – это печенег!
– Не получится, ветер слишком силён, – ответил стрелок, стоявший рядом с купцом.
– А ты попытайся! Дам тебе гривну, если сумеешь.
– Нечего и пытаться. Жалко стрелу терять даром.
В это мгновение верховой опять повернул коня, и, дав ему шпоры, вихрем помчался обратно в степи.
– Он приведёт орду, – проворчал Всеслав, глядя ему вслед, – этого ещё не хватало! До Лукоморья не добрались, а уже беда.
– Интересно, с чего это вдруг Равул оделся как печенег?
Слова эти произнёс Малёк, провожая степного бродягу взглядом. Всеслав опешил.
– Да ты в уме? Что ты мелешь? Какой Равул?
– Глаз дам выколоть – это был Равул, – заявил стрелок.
– Мне тоже так показалось, – сказал сидевший на бочке Хват. Торговец обрушился на него.
– Тебе показалось? Да неужели? Вечно ты мутишь какие-то дела с этим чёртом! О чём ты с ним говорил в Царьграде, скажи на милость?
– О чём бы я с ним ни говорил – не мог он предугадать, что мы выйдем к Бугу, а не к Днепру, – ответил приказчик. Всадник, кем бы он ни был, тем временем скрылся из виду, и поднялся примятый конём ковыль.
– Будем ждать беды, – повторил Всеслав, – она неразлучна с этим шакалом!
Остаток дня прошёл без каких бы то ни было происшествий. Вечер облил прибрежную степь багрянцем. Во время ужина Калокир не сказал ни одного слова, о чём-то думая. Его мрачность передалась и всем остальным, включая Настасю. Однако, ночью она его растолкала.
– Пойдём в палатку!
Уединившись, они разделись. В этот раз Иоанн был не щедр на ласки. Быстро завершив дело, он лёг ничком и долго лежал, не двигаясь. Было слышно, что он не спит.
– Что с тобою? – спросила девушка после тщетной попытки его взбодрить.
– Меня напугал Всеслав, – признался патрикий.
– Чем?
– Тем, что он сказал. Кто этот Равул?
Настася невесело усмехнулась. Прежде чем дать ответ, она нежно провела языком по белой спине Иоанна, потом сказала: