В кухне тоже приходилось напрягать внимание, и от этого можно было сойти с ума. Чаще всего я добывала себе пропитание в мусорных баках позади круглосуточного квартального универсама. Я кормилась за его счет (о чем никто там не догадывался), так как просроченные продукты немедленно выбрасывались. В дни проливных дождей или когда я плохо себя чувствовала, заимствовала понемножку из хозяйских запасов, довольствуясь рисом или макаронами. Продуктов, исчезновение которых он мог бы заметить, я не брала. Почти никаких. Лишь изредка соблазнялась йогуртом или глотком фруктового сока. Вот и всё. В конце концов я приноровилась к его вкусам и со временем даже полюбила то, что нравилось ему.
Но неужели, при всех моих предосторожностях, он действительно ничего не замечал? Иногда казалось, что он меня засек, но терпел. И терпел. И или но? Словом, он мирился с моим присутствием, как люди до поры до времени сосуществуют с мышью, — из любопытства или из жалости. Потом наступает день, когда они открывают стенной шкаф, где хранятся мышеловки, и хоп!
За целый год, однако, настоящая опасность угрожала мне единственный раз. Дело было весенним днем, в послеполуденные часы, когда нет необходимости быть начеку. Я не заметила, что он вернулся домой раньше обычного. До чего приятно солнце пригревало татами! Ровно так, как нужно, ни одного лишнего луча. Я читала роман, взятый наугад из книжного шкафа в гостиной. Книга была захватывающая, о двойниках. Я отключилась от внешнего мира, не слыша ни шума машин, движущихся по орбите вокруг центра, ни тявканья соседской собачки. И тут он открыл входную дверь. Колебания пола под его ногами вовремя дали мне об этом знать: я успела исчезнуть в глубине осиирэ, благо, дверца оставалась открытой достаточно широко. Мне пришлось совершить прыжок, явно превосходящий человеческие возможности, скорее это была реакция животного, точная и бесшумная. Несколько шагов — и он входит в мою комнату. В страхе, что он меня заметит, я затаила дыхание. Без сомнения, пришел мой последний час в этом раю. Но я ошибалась… Через пару секунд он водрузил на татами большую картонную коробку. Значит, его появление никак со мной не связано… Я потихоньку-полегоньку начала дышать. Цедить воздух по капле. Он мог распахнуть шкаф, чтобы убрать туда коробку, но нет: извлек из коробки компьютер и аксессуары.
Пока он был в комнате, я смотрела на его профиль. Его внешность на близком расстоянии меня не поразила — я ведь уже мельком видела его издалека на улице, до того как пробралась в дом: особым шармом он не отличается, пресный. Порядочный. У сотен людей в любом городе такие же банальные лица. В последний момент мне удалось задвинуть дверцу осиирэ, и сейчас я смело разглядывала его через узкую щель. Между нами не было и двух метров. Все время, пока он здесь находился, я внимательно наблюдала за ним. Сосредоточенный, он поглощен распаковыванием коробки. Видно, уж очень притягателен подарок, который он себе преподнес. Потом он вышел из комнаты. Я забеспокоилась. Что он собирается делать с этим компьютером? Не намеревается ли подключить его прямо здесь, превратить комнату в рабочий кабинет и сидеть в интернете вечера напролет? После ужина он вернулся и все унес, чтобы установить в другом месте, — в гостиной. У меня вырвался вздох облегчения. Впрочем, немаловажно было узнать, с кем имеешь дело. Я уже представила себе этого человека, слыша доносившиеся до меня шаги, голос, кашель. И этот образ внушал спокойствие. Мужчина не из тех, кто вцепится вам в глотку, кто способен убить в минуту бешенства. И потом — совпадение по меньшей мере волнующее — мы явно были сверстниками.
Наутро он, по обыкновению, с сухим щелчком захлопывает входную дверь, властно поворачивает ключ, и я, как всегда, вздрагиваю. Но в этот день мне не до сна. Предстоит провести расследование. Оно займет недели и останется незавершенным до моего ареста. Вероятно, это самое тщательное расследование о незнакомце, когда-либо предпринимавшееся незнакомкой. Для начала я выдвигаю все ящики, мимо которых проходила месяцами, не прикоснувшись к ним. Вот — скорей! — фотографии разных лет, кое-где я его узнаю. Ни на одном снимке нет подписи, и я строю догадки, в каких отношениях он с окружающими. Кто это: братья, сестры, близкие или дальние родственники, бывшие любовницы? С кем из них он общается до сих пор, какие чувства к ним испытывает? Кто из них сейчас жив? В этом доме все по-прежнему дышит скромностью. Бегло просматриваю расчетную книжку малооплачиваемого метеоролога. Счета информируют о потреблении воды и электричества. Что касается телефона, он очень экономен, за границу не звонит. Расследование буксует. Предчувствую, что человек он ничем не выдающийся, простой. Человек из толпы. Все же продолжаю. Разве не ради народа я боролась в своей прежней жизни?