В морду ему я дал на пятом этаже. Он разбил стекло и вылетел за окно. Какое-то время я просто не мог сдвинуться с места: только глядел на лазурное небо, окаймленное остатками стекла и ждал отзвука упавшего тела. Перед глазами у меня маячил образ лежащих на асфальте окровавленных ошметков. А потом я подскочил к окну.
Нузан лежал в воздухе на высоте пола пятого этажа — на расстоянии в несколько метров от стены гостиницы. Да, именно так: он лежал в воздухе, а не висел. Выглядело это так, словно он разлегся на невидимой стеклянной плите. Я сразу же понял, что удерживает его над улицей: Ибрагим полз ко мне по скользкому дну экрана.
Я втащил его на лестничную клетку. Нузан был весь в крови, на лбу и на ухе раны. Он сильно побледнел, тяжело дышал и бормотал что-то непонятное:
— Трижды один: три, и еще один — четыре. Сорок восемь.
Это было похоже на агонию, но через несколько минут Нузан заговорил уже осмысленно:
— От земли нас отделяют четыре фиктивных этажа, а шестнадцать остальных — считая по три метра на этаж — дают нам сорок восемь метров. Высота экрана — пятьдесят метров. Выходит, на двадцатом этаже находится живой человек. Бегом в лифт!
Мы поехали на самый верх здания. В ресторане нам сообщили, что несколько минут назад один из завтракавших клиентов вдруг потерял сознание. Он ударился головой в тарелку, перевернул стол и упал на пол. Официант с подозрением приглядывался к Ибрагиму.
— И мы не могли его поднять, — прибавил он.
— Как он выглядел? — спросил я.
— Ну, такой… с кривым носом.
— Это отец Софии. Что с ним случилось?
— Ничего. Еще до того, как мы позвонили в скорую, он вскочил с пола, расплатился и сам отправился к лифту.
— Когда?
— Только что.
Мы с Ибрагимом обменялись понимающими взглядами.
— Нас уже нет! — крикнул я.
Мы побежали к лифту, держа руки над головой. Перед дверями лифтом я глянул на все указатели: две кабины поднимались вверх (эти нам никак не угрожали), а вот третья была уже на восьмом этаже по дороге вниз. Мы вскочили в четвертую кабину.
Гипнотизер спас Ибрагиму жизнь. Мы хотели поблагодарить его за это, на внизу старика не нашли. Не было его ни в холле, ни на пляже между зданиями. Наверняка он воспользовался переключателями, чтобы в Сорренто закончить завтрак, столь неудачно начатый на Капри.
Ибрагим уселся на парапете бассейна.
— Ты знаешь этого типа? — спросил он.
— В Сорренто он пытался меня загипнотизировать, только ничего из этого не вышло. Похоже, что тогда я находился под другим, более сильным внушением.
— Интересно, каким образом он попал в наш стереон? Во всяком случае, мне повезло! Я упал на пол экрана, а он получил по голове потолком. Когда я полз к окну, он не мог встать, потому что рама прижимала его с такой силой, словно бы он нес меня на спине.
— Но ведь экран не может углубиться в поверхность Крыши Мира или подняться над ней.
— Естественно. Блок стереонов никогда не изменяет своего положения. Вверх Ии вниз перемещается только внутренняя часть экрана. Когда этот человек ехал на лифте — на двадцатый этаж, все здание переместилось на несколько десятков метров ниже. В противном случае, живой пассажир лифта не мог бы добраться до ресторана, поскольку гостиница выше экрана. В данной ситуации бассейны очутились под съемочной площадкой (как называют поверхность Крыши Мира) и перестали существовать, хотя мы их продолжали видеть. А вот в тот момент, когда я выпал через окно, трехмерный образ отеля переместился вверх вместе с твоим гипнотизером, который ударился головой в потолок экрана.
— Выходит, постоянная угроза со стороны всех шести стенок экрана неизбежна?
— Точно так же ты мог бы спросить, а возможна ли безопасная езда на автомобиле. Ну конечно! При соблюдении определенных правил. Но ты же знаешь, как это выглядит на практике. Любое изобретение тут же несет за собой новые угрозы. Кажущееся перемещение стенок экрана, точно так же, как и в случае езды на автомобиле, в одних обстоятельствах убийственно, а в других — способно спасти жизнь.
Нузан встал и направился к «Лунному Цветку».
Около полудня на пляже появилось множество туристов. Жарким воздухом трудно было дышать. Каждый десяток минут я заходил в воду, а выйдя на берег возвращался к размышлениям, которые всем моим планам на остаток дня придавали только одно направление — Сорренто. Софии в «Голосе Тишины» не было. Пришлось бы разыскивать стереон с ее домом. Но я опасался того, что на побережье Неаполитанского залива еще раз встречусь с миражом катастрофы.
У меня уже не было никаких сомнений в том, что София и Елена — это живые женщины. Дочь реального человека не могла быть миражом. Кроме того, обе девушки интересовались нашей группой. Их портреты соответствовали описанию разыскиваемых террористок, которыми, скорее всего, они на самом деле и были. Но в таком случае, фабрика снов втянула их в не слишком чистую игру: мы — живые мужчины — в этом соревновании «сражались» за судьбу фиктивного город, а они — самые настоящие женщины — выступая на стороне не существующих экстремистов, играли роли нехороших персонажей. Поскольку они еще не знали, кто мы такие, и с какой целью нас привезли на Капри, у нас имелось преимущество, которым нужно было воспользоваться.
В то время, как я размышлял над всем этим, образ Лючии постоянно влезал в мои мысли. Чтобы забыть о ней, я несколько раз переплыл бассейн, а затем пошел к «Лунному Цветку», чтобы поискать Ибрагима. Много времени это не заняло: он лежал на траве и лечил полученные при падении из окна раны.
Я рассказал ему всю историю своего пребывания на континенте, пропуская лишь те фрагменты, которые касались Лючии. Его реакция была для меня неожиданной: Нузан был изумлен и обеспокоен. Он не хотел поверить в возможность использования контактных переключателей, когда же я помог ему их найти, посчитал, что в нашем блоке случилась какая-то авария, поскольку в исправно действующих узлах стереонов смена один раз избранного канала просто исключена. Конструкторы съемочной площадки сделали невозможным свободное перемещение людей между каналами, а введение солидных предохранителей было вызвано заботой о безопасности зрителей.
До сих пор Ибрагим был свято уверен, что мое пребывание в Сорренто — это чистая мистификация. Еще сильнее он перепугался, когда услышал про атомный гриб над Неаполем и про извержение Везувия.
— Ты видел будущее, — заявил он. — И это не было иллюзией. А вот заметил ли ты, с какой вероятностью катастрофа случится?
Я не понял, что он имеет в виду. Тогда ему пришлось объяснить мне, почему в том стереоне у меня были наложенные изображение и звук. На контактном поле, наряду с определенными сведениями относительно выбранного стереона, находятся кнопки для вызова очертаний будущего. Зритель, входя на съемочную площадку, может нажать на одну из них, и вот тогда, на фоне главного изображения, представляющего окружение на данный момент, появляется мираж ситуации, которая будет иметь место через несколько дней. За секунду до того в окошечке появляется число, определяющее вероятность исполнения показываемой ситуации. Это весьма существенно, поскольку в трехмерном фильме, совсем не так как в фильме плоском, никогда нет абсолютной уверенности в том, что принесет следующий день. Имеется десять кнопок. Не все ними пользуются. Большая часть стереозрителей предпочитает неожиданность.
Ибрагим попросил, чтобы я описал путешествие в Сорренто с самыми мельчайшими подробностями.
— Что ты увидел в самый первый момент? — спросил он.
Я мысленно вернулся к сцене на рынке Капри и попытался вспомнить, что случилось в момент, когда Лючия подбежала ко мне.
— Может, серебристую сферу, — предложил он.
— Ну да! Она появилась на горизонте, радиус ее очень быстро увеличился от точки до бесконечности. Через секунду она поглотила все вокруг и…
— Все в порядке. И с этого самого момента у тебя появилось наложенное изображение и звуки.