— Тихо. — Приказываю грозно.
Осторожно поднимаюсь со стула, отбрасываю полотенце, накидываю куртку и иду к двери, спрятанной между коробками со спиртным. Слышу, как мои парни лихорадочно прячут кейсы за стойку бара. Сердце клокочет где-то в горле, когда останавливаюсь в узком закутке, и стук повторяется вновь еще настойчивее и громче.
Посмотреть в глазок не решаюсь, есть риск получить пулю в череп. Нажимаю на экранчик, закрепленный справа на стене. Тот оживает, картинка на нем сначала дрожит серыми полосами, а затем проясняется. Узнаю фигуру на видео и усмехаюсь, не веря глазам. А когда незваный гость подходит еще ближе, уже отчетливо вижу его лицо.
«Вот сукин сын. Трудно было предупредить?»
— Заходи, — открыв дверь, быстро втаскиваю пришедшего внутрь.
Закрываю засов и только потом прислоняюсь к гостю плечом, крепко обнимаю и хлопаю ладонью по спине.
— Привет, Лунёв. — Говорю с теплом в голосе.
Тот делает шаг в полоску света, оглядывает меня хмуро, будто пытаясь угадать те черты, которые еще помнит, затем качает головой и тихо отвечает:
— Ну, привет, Лунёв…
4
— Не называй меня так. — Отхожу назад, давая брату пройти. — У меня уже лет десять другая фамилия.
Егор колеблется. Сначала рассматривает мой живот, покрытый розовыми разводами после разыгранного «представления», потом цокает языком. Ненавижу, когда он так делает. Вроде оба уже взрослые мужики, но он по привычке опять включает старшего брата, пытаясь воззвать к моей совести.
— Я не вовремя? — Качает головой.
— Мог и позвонить. — Беру со столика пачку, достаю одну сигарету, зажигаю и затягиваюсь. — Хотя о чем это я?
— Болтать о таких делах по телефону опасно. — Егор достает из внутреннего кармана сверток: небольшую трубочку с бумагами. Все, что касается моих «дел», он не носит в своей рабочей папке, всегда кладет отдельно. — Вы ведь уже закончили?
— А то ты не знаешь, — усмехаюсь я.
Этот тип — прирожденная ищейка. Вряд ли от него ускользнут хоть какие-то детали моей деятельности. Он знает обо мне всё, даже когда я старательно это скрываю. И он единственный, кому за это ничего не будет.
— Привет, мужики! — Бодро говорит он, входя в зал, затянутый сигаретным дымом.
В помещении все еще царит тишина.
— Привет, — первым сдается Макс.
— Доброго здоровья, — нехотя отзывается Марк Иосифович.
— Угу, — здороваясь, кусает изнутри щеку Фил.
Мои парни никак не привыкнут, что старший следователь, майор юстиции Лунев вот так может заявиться к ним в берлогу, в удобное для него время и быть в курсе всего, что происходит в нашем кругу, да еще и реагировать на это спокойно и даже бровью не повести.
Но дело даже не в том, что по долгу службы брат обычно расследует особо тяжкие преступления, а не разоблачает аферистов — дело в том, что он, как и мать, уже много лет ничего не может со мной поделать.
— Выпьешь? — Улыбается Макс следователю.
Берет со стойки чистый стакан, бросает туда лед и щедро льет виски. Для Шведа, кажется, не существует неловких ситуаций, а еще он тонко чувствует: если я расслаблен, он тоже готов доверять моему родственнику.
— Благодарю, — улыбаясь, Егор садится на высокий стул возле барной стойки.
Его забавляет то, что матерые преступники теряются, словно мальчишки, и никак не могут привыкнуть к его присутствию.
— Может, в картишки? — Сверля глазами стол, спрашивает Марк Иосифович, доставая из кармана колоду.
Проблема состоит еще и в том, что Лунев не продажный мент, и все это прекрасно понимают. Он не собирается никого прикрывать, чтобы поиметь долю в нашем деле. Егор иногда страхует меня, добывает нужную информацию или, скрепя сердце, закрывает глаза на то, что видит. Но и то только в одном случае — если от этого напрямую зависит моя жизнь. Потому что я дорог моей матери, а кроме мамы у нас никого больше нет.
— С удовольствием, — Фил со скрипом отодвигает стул и садится напротив старика.
— Я с вами. — Наливая новую порцию коньяка, присоединяется к ним Макс.
Сажусь к стойке поближе к брату. Усмехаюсь, понимая, что каждый из этих пройдох, глядя в карты, будет внимательно слушать нас.
— Как мама? — Интересуюсь, затягиваясь сигаретой.
Пригубив ледяной виски, брат отставляет стакан в сторону. Он сверлит меня своим фирменным отцовским взглядом. Среднего телосложения, высокий, широкоплечий, с мощным подбородком и пронзительными темно-каштановыми волосами, Егор не производит впечатления опасного человека. Скорее, такого — хмурого, но обаятельного добряка, но я всегда отчетливо вижу в нем отца: хитрого, расчетливого, волевого и импульсивного, поэтому стараюсь не нарываться.