Ближайшие четырнадцать часов я не имею времени рассуждать о том, насколько неопределённые отношения сейчас между мной и Богданом; хотя на очередном совещании, где присутствуют оба Аверина, я все два часа изучаю только его затылок, потому что он даже головы в мою сторону не поворачивает. К вечеру я уже даже готова сама предложить ему перемирие, несмотря на то, что снова едва держусь на ногах; ещё и София атаковывает мой телефон звонками, обвиняя в скрытности — я ведь не сказала ей о том, что встретилась с Николаем ещё вчера. Мне приходится далёким от любезности тоном осадить её, напомнив о том, что моя личная жизнь касается только меня и никого больше. Ожидаемо получаю в ответ кучу ехидных замечаний и упрёков, и теряю остатки настроения, какие ещё у меня оставались.
Но Бо удивляет меня: в половину десятого, когда я наконец-то собираюсь, чтобы отправиться домой и совершенно ничего не делать, Аверин-младший пришвартовывается ко мне в кабине лифта и предлагает поговорить. Отпустив служебную машину, иду за Богданом на подземную парковку и сажусь в его автомобиль. Он молчит, пока мы пристёгиваем ремни безопасности; и когда покидаем территорию компании — тоже. Лишь когда выезжаем в город, он опускает свою ладонь на моё колено.
— Нам с тобой не по семнадцать лет, и ты знаешь, что я не отличаюсь терпением. К тому же, ты моя невеста, и через четыре месяца станешь моей женой — не пора ли нам уже что-то в своей жизни поменять?
Хмурюсь, потому что понятия не имею, что творится в его голове.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Помниться, не так давно мы обсуждали вариант совместного проживания; мне кажется, сейчас самое время съехаться.
Мои брови удивлённо ползут вверх: если честно, я уже даже не надеялась на то, что этот день когда-то наступит.
— Я целиком и полностью поддерживаю это решение, — киваю и, кажется, даже слегка взбадриваюсь. — И я по-прежнему за то, чтобы ты перебрался ко мне, а не наоборот.
— Полина…
— Не спорь! Ты ведь знаешь, что от моего дома до офиса компании гораздо ближе; нет этих сумасшедших пробок, и меньше времени уходит на дорогу. Я уже молчу про то, что у тебя район чересчур шумный…
Район, в котором живёт Богдан, хоть и считается престижным, действительно далёк от моих представлений о месте, в котором должна жить молодая семья — из-за невменяемого количества клубов, торговых центров и ветки метро, и всё это практически под окнами. Я вовсе не ханжа, и не всегда сижу дома, когда выпадает свободный вечер, но всё же даже для меня такой бешеный ночной темп — это слишком.
На мои доводы Богдан хмыкает и кивает; мы в молчании доезжаем до моего дома, и он высаживает меня на парковке, не глуша мотор, и просит его дождаться. Мои глаза слипаются, но я всё же даю ему слово и поднимаюсь в свою квартиру; там успеваю принять ванну с ароматным миндальным маслом и одеть белое шёлковое неглиже до пола с кружевами по краям, когда дверь открывается, и я снова вижу Богдана, который втаскивает в несколько заходов пару тяжёлых сумок с вещами. В свой последний заход он приносит охапку моих любимых пионов — и где только нашёл? — и большую плоскую коробку с логотипом модного итальянского магазина одежды.
Очередное платье?
В мой квартире имелась целая комната, смежная со спальней, которая из жилой медленно превратилась в гардеробную, потому что мой шкаф физически был не в состоянии вместить все подарки Бо «от чистого сердца». На самом деле, думаю, ему просто нравилось видеть меня в одежде, в которой я выглядела бы рядом с ним соответствующе. Охапку пионов принимаю с искренней улыбкой, потому что действительно их обожаю — в моих глазах они выглядят более живыми, нежели пафосные розы или бездушные лилии — а вот в коробку заглядываю уже чисто из вежливости, потому что дошла до той отметки, когда могу одеваться целый год так, что ни одна вещь не будет надета дважды.
В упаковке оказывается невесомая прелесть персикового цвета от «Изабель Гарсия», и этот подарок по итогу тоже оставляет отпечаток в моей давно очерствевшей душе. А пока я рассматриваю подарки, Богдан оказывается слишком близко для того, чтобы я могла думать о чём-то другом, кроме его рук на своём теле — нетерпеливых рук, потому что моё неглиже издаёт характерный треск под его пальцами, которые яростно впиваются в кожу, будто не касались её целую вечность. Я без промедления отвечаю на эту провокацию, сгорая в огне нашего обоюдного желания, и позволяю ему сделать со мной всё, что ему захочется.