– Ну, что у меня? – сурово спросил он, сдвинув брови, видя перед собой рабское почтение.
– Повелитель! – начал писарь, – по сравнению с прошлой неделей сборы сократились почти вдвое, что Вас огорчает. Причиной такого положения вещей служат разбои, как докладывают в своих записках Ваши наместники. Но… – старичок сделал паузу.
– Что но…? Говори, ничего не скрывая! – приказал князь.
– Дело в том, Повелитель, что я позволил себе сделать кое какие расчеты и выяснил некоторые неточности.
– Не тяни!
– Местные князья укрывают Ваше добро у себя, списывая их на воровство.
– Это точно? – волна злости и недовольства накрыла князя.
– Я могу даже сказать приблизительно кто и сколько не доложил в казну.
– Говори!
– Вот список – и с этими словами старичок протянул большой лист толстой бумаги исписанной мелким почерком.
Князь пробежал его быстро глазами и почернел как туча перед грозой, после чего передал для прочтения начальнику тайной стражи. Тот более внимательно и детально изучил изложенное в записке и проговорил очень тихо, непроизвольно «недурно!», одновременно обдумывая свои дальнейшие шаги.
– Не дурно!? – взревел князь, – да я за это в рудники отправлю всех! Пожизненно!
Потом резко повернулся и вышел, словно он задыхался, и ему нужно было срочно на свежий воздух. Следом за ним поспешно вышел Крив. Старичок снова остался один, на лице засияла довольная зловещая улыбка в предвкушении наказания «выскочек», как он называл молодых наместников князя и, конечно, ожидая щедрую награду за свои кропотливые труды. Дав волю своей фантазии, вдоволь насладившись мысленным зрелищем, писарь, очнувшись от приятных грез, опять сел за свой стол, приняв обычное выражение, и погрузился в разложенные перед ним свитки, бумаги.
Князь же в гневе поднимался по ступенькам каменной лестницы наверх, и когда совсем вышел на «свет божий» принялся безудержно ругаться, отчего все вокруг притихло, приостановило свое движение. Наконец, заговорил по-человечески …
– Вот что, Крив, доставь мне этих… – князь подбирал слово, но не найдя подходящее, – быстро ко мне, я устрою показательную порку для всех!
И резко повернувшись, пошел в свои хоромы. Крив же, немедля, зашагал в сторону, чтобы исполнить приказ, уже обдумывая кого из своих надежных людей предложить князю на освободившиеся места. Начальник тайной стражи побаивался своего хозяина, однако, очень хорошо его изучил и любую немилость научился довольно сносно переносить и переводить ее в другое русло, более благоприятное для себя. А вот с княжной Надией все обстояло куда сложнее, и, будучи искушенный в интригах, полностью принял ее сторону, подчинив свою волю ей. Это обеспечивало ему покровительство самой влиятельной фигуры в княжестве, а значит, и прочный фундамент своего положения, возможность безраздельного владычествования в отведенных ему рамках, что полностью его устраивало.
Через несколько дней Крив доставил к Радошу всех указанных в докладной грамоте провинившихся наместников, которых ждала лютая смерть. Ссылка на рудники, по мнению князя, была бы для них «легкой участью». Еще долго потом в народе помнили эту казнь, и сам правитель остался в памяти людской по прозвищу «Висяк».
XV
Я продолжал свой путь. И чем дальше шел, тем сильнее мне стало казаться мое движение хождением по кругу. Точно лукавый меня водил, заставляя петлять и делать круги все шире и шире. Я остановился, решив сделать привал, выбрал место подходящее и присел, облокотившись о ствол дерева. Кругом шумел лес. И слушая ветер, мне просто захотелось встать и идти в одном направлении. Поднявшись и отряхнувшись, пошел в понравившуюся сторону. Спустя несколько часов я вышел на испещренный глубокими оврагами и ущельями каменистую местность с невысокими горами, которые мне были не видны из-за густой зелени деревьев. Этот участок пути вызывал какое-то внутреннее беспокойство, и я пошел быстро, стараясь поскорее его пройти. И без того сильный ветер, сопровождавший меня всю дорогу, начал стремительно увеличиваться с каждой секундой. Мощные порывы ветра таили в себе серьезную опасность быть сбитым с неширокой тропинки в глубокое ущелье, с острыми, как бритва, уступами. Катящиеся сверху камни разных размеров, точно их кто нарочно сваливал на меня, я даже удивлялся, как такое могло быть, тоже таили в себе угрозу. И прижимаясь плотнее к горе, я вынужден был замедлить ход, а вскоре остановиться совсем от поднявшегося вихря. Пыль летела в глаза, мешая смотреть, стало трудно даже стоять. Все кругом заволокло словно пеленой, небо сначала потемнело, затем почернело, от чего все вокруг погрузилось в полумрак. Но разыгравшаяся стихия только набирала обороты, не показав еще всю свою мощь, под которой, казалось, все прогибалось и склонялось. Я был не способен видеть открывшуюся картину бахвальства неуемной силы, но прекрасно ее чувствовал, надеясь, что она не заметит меня и не решит «поиграть» со мной. Мне стало вдруг смешно от разыгравшегося в такую неподходящую минуту воображения, рисовавшего очень натурально мое противостояние с таким несоизмеримым противником, который как перышко носил меня по воздуху с наполненными от ужаса глазами и дико кричащим в пустоту, да еще с судорожным дерганием руками и ногами. И вот, наверно, зря я так посмеялся, неожиданно напал сухой кашель, отчего на мгновение, потеряв концентрацию, оторвался от скалы. Этого хватило, чтобы мощный порыв ветра буквально подхватил мое тело, как будто внезапно увидев, словно сухой листок с дерева. И я почувствовал падение в пустоту. Картина воображения воплотилась в реальность с удивительной точностью и яркой детализацией… Было забавно, только в то мгновение я орал что есть мочи, чувствуя себя игрушкой йо-йо, которой забавлялось некое огромное существо. Оно же потом, наскучавшись моими однообразными воплями, отшвырнуло меня куда-то далеко от себя. Но должен ей сказать спасибо, приземлился я на что-то мягкое, сохранившее мне жизнь. Правда, больше ничего не помню, так как провалился снова в бездну, но только теперь небытия…