– Я, может, и разбойник, однако, наветы на своих не приветствовал и напраслину не допускал! И на вопрос твой справедливый так отвечу – ты сам поразмысли, отчего скотина до приживалы вашего не падала, а после его появления у вас начались распри, недоверие, трудности с хозяйством? Что на это скажешь?
Дед молчал, как и все остальные. Андрей всех обвел взглядом, селяне смотрели на него и что-то ждали.
– А чего вы ждете от меня, мужики? Это вы на расправу скоры! Я же могу рассудить по чести, с толком! Хотите?
– Ежели сумеешь так рассудить, тогда валяй – отозвался на вопрос тот же дед.
– Кто имеет против Вичко, говори… – спросил Андрей, – только по правде, вспомнив жизнь с ним соседскую. Подводил ли он когда кого-нибудь, зла лютого желал? Может, воровал, лукавил, за руку был пойман?
Ответа не последовало, и мой друг продолжал.
– Тогда с чего ему вашу скотину травить? Ну, нашли его чашку у соседа! Да разве можно по ней человека жизни лишать? Как же он такой хитрый столько времени претворялся изворотливо, а посуду свою забыл? Темнота помешала ему? А ночью вы к нему обращались за помощью, что он в это время делал?
– Да, вестимо что, спал! – утвердительно ответил другой мужик.
– Так за что, я вас спрашиваю, вы его в яму посадили?
После долгого молчания, дед за всех задумчиво проговорил, почесывая затылок: «выходит, не за что!»
– Выходит, вы человека невиновного осудили! – резюмировал Андрей, – но я вам скажу, кто по-настоящему повинен во всем – это вы сами! Вы позволили приживале взять над вами верх, затуманить головы и превратиться в стадо. Становитесь снова людьми! А этого – толкнув ногой лежащего «подстрекалу» – отправьте на место Вичко. И еще, приведите ему семью, и живите с миром!
Я стоял и смотрел, как бежали навстречу друг другу Вичко и жена с детьми, их слезы радости, люди тоже смотрели на это воссоединение. Сложно было сказать, насколько удалось образумить жителей деревни, мне хотелось верить, что здравый смысл победит окончательно, оставалось только верить!
Андрей коснулся моей руки, предлагая уходить, пока внимание селян было приковано к трогательной семейной картине. Мы стали незаметно удаляться, однако, Вичко вскоре нагнал нас и принялся сердечно благодарить, точнее моего друга. Андрей искренне пожелал ему счастья, посоветовав впредь быть осторожнее, внимательнее к новым людям, что нельзя допускать такого безволия. Потом объяснил, что торопится, и мы продолжили свой путь. Когда я оглянулся, Вичко еще стоял и смотрел вослед, махая нам рукой. Всплыл знакомый образ калейдоскопа событий, отчего я внутренне улыбнулся.
Некоторое время шли молча, каждый погруженный в свои думы. Тишину нарушил Андрей, желая поделиться своими мыслями.
– Ты видел детей, как же важно, чтобы они не совершали ошибок своих родителей, своего предыдущего поколения. Невозможно построить нечто стоящее, если старые промахи перекочевали в замысел их нового образа жизни. Я сам много сделал ненужного, с непростыми теперь последствиями, которые меня еще преследуют, и очень не хочу повторения собственных ошибок кем-то иным. От этого мир только теряет, топчется на месте, вместо движения вперед, все это нужно пресекать, но для этого нужно много знать! – и Андрей улыбнулся, – тут поневоле станешь философом.
– Почему?
– Ты спрашиваешь почему? – точно не поверив своим ушам, весело переспросил мой друг, – дружище, неужели ты не видишь, как живут люди, какие здесь нравы и к чему все это ведет? Упадок и одурение – вот самые простые и подходящие слова, объясняющие направление и, в общем, итог их существования. Жажда власти правителей неуемна, а страдает от порочностей верхстоящих обычный люд. Скажи мне, что будет с той деревней? – спросил Андрей, кивнув головой в сторону ее расположения.
– Не знаю, а что? Наверно, как раньше жить не смогут – предположил я.
– Вот именно, что не смогут, а почему? Потому что забиты, думать им не дают и подсовывают всякую ерунду, которую они принимают за чистую монету. Несмотря на то, что жили по-доброму раньше, недоверие останется, а потом перейдет к детям и так далее. А теперь представь, что селение – это государство и очередной проходимец, подчинив их себе, своей воле, будет насаждать им идею, что соседи зуб на них точат, надо опередить и первыми нанести упреждающий удар, и понеслось…Не так ли?