ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Лер, ну имей совесть! Отпусти! — ныла Маруся.
— Я уже двадцать восемь лет Лера и на дискотеку тебя не пущу! Все, Манька, отвали.
Лера стояла перед зеркалом и расчесывала свои волосы. С годами они совсем не изменили ни свой цвет, ни густоту. Сколько раз и бабушка, и подруги советовали ей остричь длинную волну льняных волос, но Лерка с упорством носорога не соглашалась. Даже отец, который всегда был солидарен с дочерью в этом вопросе, пару лет назад прогундосил, что уж не по возрасту да и не по моде носить длинные волосы, но Лерка игнорировала и его высказывания. «Модно то, что ношу я!» — словами великой Коко Шанель отмахивалась она и ежедневно по утрам проводила свой почти мистический ритуал.
Она распускала волосы, брала большой редкий гребень и расчесывала свою гриву, доводя ее до блеска. Волосы начинали искриться, и теплая волна, касаясь голой спины, успокаивала. Это было нечто вроде тренинга. Лера в процессе расчесывания волос подводила итоги дня ушедшего, планировала день грядущий и очень не любила, когда ее отрывали от священнодействия.
А Маруська, эта четырнадцатилетняя, не по годам развитая девица никак не могла взять в толк, что ничего не добьется от Леры во время ее утреннего туалета, только нарвется. Об этом ей неоднократно говорил и отец и бабуля. Но Манька слыла девушкой настойчивой и упрямой. Если ей нужно получить ответ сейчас, то ей было все равно, расчесывает ли Лера волосы или сидит в туалете. Вот вынь и положь ей то, что она хочет!
Сегодня Манька решила добиться у Леры разрешения сходить на танцы. И в принципе Лера была бы не против, но после последнего разговора с Вадимом она задумалась.
— Лер, я бы так опрометчиво не отпускал Маньку вечером далеко от дома, — как-то вскользь заметил Вадим.
— А что такое? — удивилась Лера, оторвавшись от очередных документов. Дело было запутанное, и она никак не могла выстроить четкую схему защиты своего клиента.
— Ты на нее хоть раз посмотри не как сестра, — хмыкнул Вадим.
Лера посмотрела. А ведь муж прав! Маруся уже в двенадцать вымахала ростом почти с отца, а он был далеко не маленького роста. Но к четырнадцати кроме роста Манька обладала шикарным бюстом своей блудной мамаши. Она вообще была очень похожа на Лану. Слава богу, только внешне, но сути это не меняло. Огромные фиалковые глаза с кокетливым прищуром постоянно смеялись на смуглом лице. Темно-каштановые волосы крупными кольцами падали на округлые плечи. Абсолютно прямая спина, узкая талия, длинные ноги — не девочка, а уже вполне сформировавшаяся молодая КРАСИВАЯ женщина.
К счастью, Манька сама еще не замечала своей красоты. Да и так нелюбимая Леркой мода на широченные мешковатые штаны несколько скрадывала изящные изгибы фигуры младшей сестренки. Вроде девчонка как девчонка, но Лерке отчего-то стало страшно. Время нынче неспокойное, газеты и телевидение каждый день «радуют» очередными покушениями на честь и достоинство молоденьких девочек.
И Лера «закрутила гайки». Отец с ней согласился. Он вообще во всем соглашался со старшей дочерью, да и редко бывал дома, чтобы Маруся могла найти в нем поддержку. Алексей Пересветов три недели из месяца проводил в больницах. Тот единственный год, когда он оказался на дне жизни, аукался каждый день. На его лечение уходила львиная часть дохода всей семьи, а лучше ему становилось лишь на время. Но отец даже в больнице работал, постоянно беря переводы. Его старинный друг, тот самый Винни-Пух, открыл свое небольшое издательство. Так что хотя бы на лекарства отец зарабатывал сам. Но нужно было еще кормить, одевать и обувать целую прорву детей. Поэтому Лерка работала денно и нощно.
Вадим был не помощник. Он не желал работать, пропадал иногда целыми сутками. Нет слов, деньги у него водились, но Лерка прекрасно знала, откуда они у него. И если она не успевала вырвать очередной выигрыш, то Вадим тут же его проигрывал. Удача почему-то отвернулась от любимца Фортуны. Частенько он обвинял в этом Леру, но она уже привыкла к этому. Так же, как привыкла к его постоянным напоминаниям, что он спас от смерти ее родную дочь. Возможно, только это останавливало ее от решительного шага. Любовь, если она и была когда-то, уже давно исчезла из сердца Леры. Осталась привычка и жалость.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Пересветова? — сказал однажды Вадим, придя с игры пустой и оттого злой на весь мир. — Ты — как приют для бездомных, жалеешь всех убогих. Вся такая добренькая и пушистая. Сестер мать бросила? Взяла к себе. Батенька превратился в законченного алкаша — милости прошу в отчий дом. Дружок в беду попал — заходи, Вадечка, под теплый бок. Всем места хватит! Не надоело в мать Терезу играть?