Через час кропотливой работы Эмма с восхищением созерцала клумбу с анютиными глазками и высокими колокольчиками, очищенную от сорняков.
Когда она уже мыла руки, раздался телефонный звонок. Так и не найдя полотенца, Эмма влетела на кухню.
— Да? — спросила она, запыхавшись.
— Вы были в саду?
Даже голос этого человека производил неизгладимое впечатление. Глубокий и ровный, довольно резкий в среднем регистре, этот голос словно гладил ее.
— Я мыла руки, — сказала она, пытаясь говорить бодрым, оживленным голосом. — Потому что полола грядки.
— Я думал, что для таких дел у миссис Ферт есть помощница, Фрэн Партридж.
— Да, но миссис Партридж уехала сегодня утром, да и к тому же мне нравится прополка.
Фрэн Партридж была матерью-одиночкой. Вот источник информации о местных жителях, сразу решила Эмма, лишь увидев ее.
— А куда уехала Фрэн?
Как она догадалась, что Кейн нахмурился, задав ей такой вопрос?
Что-то в его голосе говорило, что у него сейчас именно такое выражение лица. Смутно осознавая, что его-то это вообще никак не должно касаться, Эмма все же ответила:
— Сейчас школьные каникулы, и они с сыном уехали в какое-то путешествие.
— Ах да, конечно! Я совсем забыл. — Он немного помолчал, очевидно думая о Дейви Партридже, который в хорошую погоду гонял взад-вперед на своем велосипеде, распевая песни во все горло. — Это необычно для людей вашего возраста — интересоваться садоводством.
— Отчего же?
— Большинство двадцатилетних предпочитает гулять и развлекаться. — В голосе Кейна послышалась двусмысленная веселость.
Эмма закусила нижнюю губу.
— Возможно, потому, что мне уже двадцать три, а не двадцать, мне и нравится копаться в огороде!
— О, совсем зрелая женщина!..
— Это, я думаю, вопрос спорный. Кому-то из ваших ровесников я вполне могу казаться зеленой и неопытной.
— Одиннадцать лет достаточно большой срок, чтобы принадлежать разным поколениям. Хотите, я позвоню миссис Ферт и расскажу ей о проблемах с машиной?
— Очень мило с вашей стороны, но думаю, я сама разберусь. Миссис Ферт имеет представление, как работает ее машина, и разберется в терминологии. Так же, как и я, — добавила она мягко.
Последовала долгая пауза, а затем он произнес насмешливым тоном:
— Это ставит меня — точно и основательно — на место.
— Я…
Он резко перебил ее:
— И все-таки — если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Мы все здесь трудимся совместно, это облегчает жизнь каждому. До свиданья! — Раздались гудки.
— И вам до свиданья, сэр, мистер Тэлбот! — сказала Эмма, с грохотом бросив трубку.
На следующее утро сияло солнце, и хотя ветер с юга был прохладным, он расчистил небо, и все говорило о наступившей весне, твердо заявляющей о своих правах. Зевая, Эмма раздвинула шторы и взглянула на прекрасные зеленые горы и долины.
Миссис Ферт разрешила ей заказать новую муфту для «вольво», и деталь должны уже были привезти в Парагай. Вспоминая их телефонный разговор, Эмма улыбнулась. Ей все же пришлось ответить на пару вопросов о Кейне Тэлботе.
— Очень сексуальный мужчина, не правда ли? — лукаво спросила пожилая женщина.
— Да, если вам нравятся неотесанные и властные, — парировала Эмма.
— О, я видела его в вечерней одежде — никаких следов неотесанности! Для вас, молоденьких, идеал — красивые мужчины, но, становясь старше, начинаешь ценить и силу, и характер, и порядочность. Кстати, у него очаровательная мать. Мне пора идти, Эмма. Спасибо, что помогаешь мне в трудный час. Я никогда этого не забуду, да и Филиппа тоже.
Филиппа, ее дочь, была на пять лет старше Эммы. Как узнала Эмма, беременность ее протекала очень тяжело.
— У меня много свободного времени, — сказала Эмма весело, — и уверяю вас, мне не составляет никакого труда жить здесь. Весна на севере — это потрясающее время года!
Утро уже подходило к концу. Эмма пила кофе на террасе, когда к воротам подъехала машина. После сурового приказа «сидеть!» щенок повиновался, но залаял. Подавив волнение, Эмма приказала: «Место!»
Поскуливая, Лаки послушался, и Эмма, оставив его на террасе, направилась к воротам по зеленому влажному газону.
Это была не вчерашняя машина, не «лендровер», хотя, впрочем, ее водитель, высокого роста женщина, и напомнил Эмме того мужчину, который настолько прочно засел у нее в голове, что она знала даже оттенок его глаз: смесь золота и бронзы, мерцающий темно-желтый огонь, придающий его взгляду холод, а не жар.