Когда через некоторое время Трубников угрюмо ввалился в дом, к нему сразу метнулась жена. Глаза ее были огромными и испуганными.
— Ты где был? Я уже начала обзванивать больницы. Сегодня с утра предупреждали, что на дорогах гололед.
— Все нормально, — ответил Евгений.
Он разулся, повесил пальто на вешалку и закинул кепку на шкаф. После чего прошел в зал и тяжело плюхнулся в кресло. За ним встревоженно прошлепала Настя. Она взглянула на его руки и ахнула.
— Ты попал в аварию? У тебя руки в крови.
— Да успокойся ты. Это не моя кровь. Это Димки. Я его только что отвез в больницу.
Настины глаза сделались с чайные блюдца.
— Что с ним?
— Перерезал себе вены.
— Зачем?
— Черт его знает? Завтра поеду выяснять. Если его откачают, конечно. Он очень плох. Врачи сказали, что потерял много крови, но жизнь его, кажется, вне опасности.
— Фу ты! — с облегчением выдохнула жена. — А как ты на него вышел?
— Позвонил по номеру, который ты дала. И кстати, вовремя позвонил. Он как раз только что располосовал руку. Хотя нет. Я приехал через двадцать минут — он уже был без сознания… — Евгений поднял глаза на супругу. — Сдается мне, что по телефону доверия он уже говорил с перерезанными венами.
— Какой ужас! — простонала жена.
Евгений внимательно посмотрел на Настю и подозрительно сузил глаза.
— Ты-то чего переживаешь?
— Ну, как? Все-таки твой друг, — произнесла она растерянно. — Хоть и бывший…
4
А под утро ему опять приснилось, что он хлещет по щекам жену. Самое удивительное, что наяву он ее не трогал пальцем, хотя иногда она и доводила до бешенства своим упрямством. Во сне Трубников знал, что это ему снится, и знал, что по соннику царя Соломона, если бьешь жену, то, значит, она изменяет. Поэтому, видит Бог, бедняга сдерживался как мог.
— Ты где была? — прохрипел он грубо, трепеща от злости словно лист. — Отвечай, когда тебя спрашивают!
Жена не отвечала. Она лукаво улыбалась и жеманно отводила глаза. Такой он ее ненавидел.
— Ты скажешь или нет?
Она не говорила. Тогда он размахнулся и нанес ей первую пощечину, затем вторую, третью, и сердце провалилось куда-то очень глубоко. Чем сильнее он ее хлестал, тем большим сочувствием проникался к этой несчастной женщине, которой нельзя ступить шагу без того, чтобы ее не отдубасил муж. Но остановиться бедняга не мог и с тоской осознавал, что от этой отчаянной и бессмысленной молотьбы его спасет только пробуждение.
Трубников проснулся в холодном поту. Жена мирно посапывала рядом, и вид ее был ангельским. Часы уже показывали половину седьмого, так что досматривать спектакль не имело смысла.
Евгений нащупал под ногами тапочки, да так и замер на своей супружеской кровати. Сколько его еще будет терроризировать этот сон-мучитель? Ведь самое интересное, что его жена никогда не приходила поздно. Точнее сказать, почти никогда. Может быть, за всю их восьмилетнюю супружескую жизнь такое случалось раз пять-шесть, но муж всегда знал, где задерживалась его супруга, и повода для волнения не было. Если она действительно ему изменяет, то только днем, когда он бывает на работе.
Сзади послышалась шорох, и теплая ладонь ласково коснулась спины.
— Ты уже встаешь? — произнесла Настя сонным голосом.
— Встаю, — хрипло отозвался Евгений. — Он немного помолчал, затем внезапно спросил, подумав, что момент самый что ни на есть подходящий. — Скажи честно, у тебя есть кто-нибудь?
Сзади послышался лукавый смешок точь-в-точь как во сне, затем шелест одеяла и хруст мосолочков. Настя сладко потянулась.
— Что это тебе с утра взбрело в голову? — нежно ответила она. — За всю жизнь я знала только одного мужчину.
Жена томно вздохнула и повернулась на другой бок. Такой ответ всегда успокаивал Евгения. Впечатление от сна тут же сняло как рукой. Он бодро поднялся и направился в ванную. Побрившись и приняв душ, издатель выпил на американский манер стакан апельсинового сока и наконец набрал номер телефона больницы.
— Алло! Добрый день! Вчера к вам привезли человека с перерезанными венами. Его фамилия Колесников. Как он себя чувствует? Вы в курсе?
— А вы кто, родственник? — поинтересовалась дежурная сонным голосом.
— Я не родственник. Я его друг.
— Мы даем информацию только родственникам.
— Послушай, ты, тетенька! Я сейчас подошлю ребятишек, и ты забудешь, как тебя зовут…
— Как вы сказали? — мгновенно приободрилась дежурная. — Колесников? Сейчас посмотрю в журнале. Прооперировали его удачно. Состояние удовлетворительное. Он лежит в реанимационном отделении, в шестнадцатой палате. Возможно, после утреннего обхода его переведут в психиатрическое отделение.
Трубников бросил трубку и начал стремительно одеваться. Когда он влез в ботинки и напялил пальто, из спальни выплыла жена в розовом пеньюаре.
— Ты опять не позавтракал?
— Некогда. Перекушу по дороге.
— Почему так рано?
— Хочу успеть в больницу до обхода врача. После обхода Димана могут перевести в психиатричку. А туда уже не прорвешься.
Трубников быстро зашнуровал ботинки и выскользнул в подъезд. Через час он уже стоял перед закрытой дверью больницы и упрямо молотил в стекло. Подошел заспанный вахтер и через дверь объяснил хриплым голосом, что пускать никого не велено. Гость вытащил из кармана стодолларовую бумажку и прилепил к стеклу. Вахтер не долго раздумывал. Он откинул крючок, всучил посетителю халат и предупредил:
— Я вас не пускал. В случае чего, вы прошли через подвал родильного отделения. Реанимация на четвертом этаже.
— Спасибо, — буркнул Трубников и направился к лифту.
Выйдя на четвертом, Евгений сразу наткнулся на какую-то медсестру с бешеными глазами.
— Кто вас пустил? — скандально закричала она.
— Тише, мамаша. Больных разбудишь, — спокойно ответил посетитель и сунул в ее карман сто долларов.
Медсестра тут же сменила гнев на милость.
— Только халат наденьте, — произнесла она по-матерински и исчезла.
Трубников вошел в шестнадцатую палату и сразу увидел Димана. Он был по-прежнему бледен, но не так, как вчера. Вчера его лицо было как у покойника, а сегодня в нем присутствовала хоть слабая, но жизнь. Визитер покосился на двух его соседей под капельницами и подошел к кровати. Рука Колесникова была перевязана, глаза закрыты, губы без единой кровинки.
Трубников громко придвинул стул, и веки Димана дернулись. Глаза его не выразили особого удивления, однако губы расползлись в улыбке.
— Я знал, что ты меня не бросишь, — пролепетал он еле слышно.
— Что случилось? Можешь объяснить? — спросил Трубников, наклонившись к его лицу.
Губы больного скривились в усмешке. Он покосился на своих собратьев по капельницам и со свистом прошептал:
— Я убил человека.
— Что? — вздрогнул Трубников. — Ты убил человека?
— Убил! Впервые в жизни. И знаешь кого? Мужа Марго.
5
В тот день было жутко холодно. Колесников как принялся дрожать с утра, так и не переставал до вечера. Он влез в два джемпера, укутался в одеяло, включил обогреватель, но все равно не мог согреться. Бедняга понимал, что погода здесь ни при чем. Из окна он видел, что люди на улицах ходили нараспашку и без головных уборов. Холод им не докучал. Да и термометр за окном показывал всего минус два. Тем не менее Колесникова продолжало трясти не столько от холода, сколько от того, что он должен совершить сегодня.
Иностранный револьвер был куплен накануне у какого-то чеченца, прочищен, смазан и заряжен. Так же был приготовлен трехметровый лоскут мешковины для трупа. Веревка и двадцатичетырехкилограммовая гиря уже лежали в машине. Гиря на тот случай, если труп придется утопить. Хотя Колесников не был уверен в том, что эта затея удастся. Все реки скованы льдом. Как-никак не май месяц, а начало февраля. На всякий случай Дмитрий сунул в багажник канистру с бензином. Может быть, еще придется покойника сжигать. Черт его знает? Конечно, это не самый лучший вариант, но что делать? А вдруг сегодня не попадется река с прорубью?