Теперь на нас были скрещены взгляды всего зала. Даже императорская фаворитка, перестав милостиво выслушивать комплименты, смотрела на нас глазами, расширенными от предвкушения и любопытства.
И смотрела она прямо на меня. Призывно, насмешливо, страстно, скользя кончиком языка по нежным губам. Будь я мужчиной, я бы взорвалась от одного этого взгляда. Чёрт подери, эта грудь, колышущаяся в вырезе шёлкового платья, могла бы разбудить и мёртвого.
Увы, моё сердце было отдано другому. Но я не могла не признать, что новая фаворитка императора была хороша.
Я послала девушке воздушный поцелуй. И с ослепительной улыбкой повернулась к своему противнику.
— Я принимаю вызов, — твёрдо сказала я. — Но после бала, и никак иначе. Я не оскорблю императора, устроив бойню на его празднике.
Пощёчина обожгла моё лицо, словно кипяток. Моя голова бессильно мотнулась, и в зале разом стихли все разговоры. Чей-то смех оборвался на высокой ноте.
Следом в моё лицо полетела перчатка.
Юнец усмехался:
— Всё ещё хочешь подождать, ты, тряпка? Или защитишь себя, как подобает мужчине?
Моё унижение видели все. Подобное прилюдное оскорбление можно было смыть только кровью. Выбора у меня больше не было.
Словно сквозь сон я слышала, как в дальнем конце зала распахнулись двери. По всему залу слышалось шуршание шёлка; гостьи, успевшие было присесть, поднимались на ноги. Краем глаза я увидела, как лицо фаворитки вспыхнуло — и тут же побледнело.
Но сейчас мне было не до этого.
— Ты не посмеешь уклониться, — процедил юноша. — Вынимай меч прямо сейчас, или, клянусь, я зарежу тебя как дикую тварь из пещер.
Он выхватил клинок из ножен, направив его мне в лицо. А секундой позже за его спиной распрямились призрачные крылья, раскрывая и утверждая его демоническое происхождение перед всем залом. Этот юноша был демоном, и он требовал возмездия.
У меня остановилось сердце. По всем писаным и неписаным законам и традициям Подземья за моей спиной должны были распахнуться такие же крылья.
Но я была человеческой девушкой, и крылья были мне недоступны.
И, кажется, об этом вот-вот узнают все.
У меня были секунды, чтобы принять решение. И девять лет боевого опыта за спиной.
Время остановилось.
…Перчатка, лежащая на полу, ярость в глазах юнца, призрачные крылья, заслоняющие свет, чей-то тяжёлый взгляд, буравящий затылок…
…Моя рука на лезвии меча.
…Моя жизнь.
Я одним движением выхватила меч из ножен и нанесла один-единственный стремительный удар.
Так я била диких демонов в катакомбах и на улицах Рин Дредена. Так защищала свою жизнь в трущобах, так вставала на защиту Конте и Тени. И била без промаха.
Юнец зашатался. Из его рта пошла кровь.
Он недоумённо посмотрел вниз, прижав руку к раненому боку. Между его пальцев потекла кровь. Крылья за его спиной съёжились, и его меч с глухим звоном упал на пол, провалившись между перилами.
А следом рухнул сам демон.
Я с размаху поставила ногу юнцу на грудь, не обратив ни малейшего внимания на короткий стон. Он был жив, и ему повезло уже этим. Мы были в Подземье, так что на его месте я бы не увидела от него ни малейшего милосердия.
И мне тоже нельзя было проявлять жалости.
— Кому-нибудь нужна эта никчёмная жизнь? — презрительно спросила я, пнув его в подбородок. — Похоже, он и меч-то ни разу в руках не держал.
— Не стоит его добивать.
Негромкий, но властный голос раздался прямо за моей спиной. И, судя по тому, что в зале царила полная тишина и никто не издал ни звука…
Я знала, кто это был.
Ох, чёрт. Кажется, этим вечером я попала в тот ещё переплёт.
Я обернулась, согнувшись в поклоне:
— Ваше Величие.
Выпрямилась я по-прежнему в абсолютной тишине. И замерла.
Я ни разу не видела императора Адриана. Но если бы я встретила его раньше, чем встретила Тень, именно он снился бы мне ночами.
Потому что такого привлекательного демона я не встречала ещё никогда.
Высокий, выше всех собравшихся в зале демонов по меньшей мере на полголовы. Светлые, почти белоснежные волосы обрамляли лицо, на котором лежала печать совершенной холодной уверенности. Идеальные, почти скульптурные черты.
И мёртвые, абсолютно мёртвые голубые глаза, выцветшие почти до серых.
Я не знала, что обычно отражалось в этом безжизненном взгляде: скука, презрение или высокомерие. Возможно, и то, и другое, и третье.
Но сейчас в нём светилось выражение слабого интереса.
— Подойди, мальчик, — произнёс он.
В его спокойном тоне не было повеления. Приказывали его глаза — с такой силой, что даже настоящая я не посмела бы ослушаться.