Потом они оба одновременно встали и вышли. Эмма подумала с грустью, что половина сказанного им правда, но, увы, только половина. Луис вернулся, стал жаловаться на головную боль и усталость и поспешил увести ее.
— Ты делаешь мне больно, Луис, — сказала она, когда он буквально тащил ее по ступеням.
Ответом ей был мрачный, пронизывающий взгляд, и рука его еще сильнее сдавила ее запястье.
Глава 4
— А теперь, мисс, вам придется рассказать мне без утайки, кто вы такая, — почти прорычал Луис, захлопывая дверь спальни.
— Вы знаете, кто я. — Сердце у нее бешено колотилось, но она старалась не выказать своего страха. Луис уже не сдерживал себя.
— О да, я забыл. — Он саркастически возвысил голос. — Горничная, которая бегло говорит по-испански, читает Диккенса, разбирается в испанской живописи и литературе. Может быть, без такой подготовки не берут на работу в привилегированный отель?
— А вы так оторваны от жизни, что думаете, что грязную работу выполняют одни идиотки!
Он помрачнел и придвинулся к ней почти вплотную. Она машинально отвернулась, ожидая затрещины, но он одной рукой схватил ее за горло, а другой больно оттянул кожу на щеке.
— Полно держать меня за болвана, милая девочка! — прошипел он ей в лицо. — Женщина, которая изображает из себя девственницу, а сама валяется голая поверх покрывала и притворяется спящей в ожидании, когда я вернусь! Женщина, которая так соблазнительно извивается и постанывает при моих ласках, что мне стоит героических усилий не овладеть ею! Женщина, которая пользуется затянувшимся ожиданием в Хитроу, чтобы пополнить список своих клиентов! Я знаю, кто вы — вы самый изощренный тип puta!
Испанский эквивалент этого слова звучал не менее оскорбительно, нежели английский, и Эмма подняла руку, чтобы дать ему пощечину.
— Я презираю вас! — кричала она. — Вы отлично знаете, что у меня никого не было, и все-таки вы воспользовались моим сном, чтобы обойтись со мной, как с вот этой самой…
— Разгневанная невинность? — прорычал он и оттолкнул ее. Потом он бросился к столику, на котором стояла ее сумочка, и стал вытряхивать содержимое.
— Что вы делаете?
— Добываю информацию. — Он открыл ее паспорт. — Рамон сумеет узнать через три дня, а может быть, и завтра вечером все, что мне необходимо о вас знать.
— Все, что вам требуется, я бы выложила добровольно, если бы вы меня спросили. Но вам это было неинтересно. Потому что я для вас ничто. Прислуга, которую вы наняли…
— Да, зато теперь мне стало очень даже интересно. — С этими словами он сел в кресло.
— По существу я окончила университет, — начала Эмма. Мысли ее путались под прицелом его враждебного взгляда. — Мне надо было срочно погасить задолженность в банке, поэтому я устроилась работать в отеле. Я не могу существовать на одну стипендию. У меня нет никакой родни, только мама — она совсем неимущая. Вы явились как ответ на мои молитвы. Благодаря вам я могла бы погасить задолженность и заодно пройти практику в Испании, без которой нельзя получить диплом.
— Вы можете подтвердить хоть что-то из этого? — Он не проникся ни малейшим доверием к сказанному.
— Я не считаю это нужным, — проворчала Эмма. Собственно говоря, почему она должна чувствовать себя преступницей только потому, что действовала вопреки его ожиданиям?
— В таком случае я оставлю это у себя. — Он положил в карман ее паспорт. — В доме хранятся бесценные коллекции античных раритетов и живописи. Вы сами понимаете, что нам нельзя рисковать.
Эмма с презрением отвернулась. Ей хотелось надавать как следует по этой кичливой физиономии. Но только все равно нельзя выбить из человека его физиологические рефлексы. Пусть думает что ему заблагорассудится. И пусть благодарит судьбу, что она ему подвернулась.
Благодарит! Разве он хоть кому-то был благодарен в своей жизни? Она сгребла все, что он выкинул из ее сумочки, и разложила по своим местам. Видел бы он себя со стороны в тот момент, когда тряс эту сумку и прикарманивал ее паспорт!
— Вы всегда ведете себя как испорченный мальчишка, если что-то получается не по-вашему? — спросила она уже спокойно. — Или только с женщинами? Вы опоздали родиться, Луис. Во времена Франко вы были бы нужным человеком. А теперь женщины вышли из подчинения. И научились сами управлять.
— Успокоитесь вы наконец? — Искры гнева готовы были посыпаться из его глаз, но Эмма не думала успокаиваться.
— Очевидно, вы один из тех, кто голосовал против высшего образования для женщин. Но по-вашему не вышло. Не так уж мы безмозглы. Некоторые из нас, слава Богу, выучивают второй язык. — Она скользнула взглядом по кольцу на своем пальце. — И дорожат нравственными качествами своих избранников, а не только вытряхивают из них деньги.