Императору Николаю I не суждено было увидеть своё детище в полной готовности. В 1859 году, уже при императоре Александре II, разобрали леса у наружных стен, и белокаменный величественный храм с пятью шлемовидными золотыми главами предстал в полном своём великолепии. Но внутри работы ещё продолжались.
Для отделки внутренних помещений мрамор, кроме отечественного, завозился из Италии и Бельгии. Внутри храма были установлены леса, по которым сновали как муравьи мастера — облицовщики и штукатуры.
И вот в 1860 году началась самая кропотливая и сложная работа по художественной росписи храма. Более 20 лет велись эти удивительные, неповторимые по своей красоте и оригинальности художественные работы, более тридцати известнейших художников принимало участие в них. В их числе были академики живописи — Кошелев, Васильев, Макаров, Лавров, профессора — Бронников, Плешанов, Сорокин, известные художники — Суриков, Маковский, Прянишников, Горбунов, Корнеев, Крамской, талантливый польский живописец Семирадский и многие другие мастера кисти.
Над горельефными композициями работали знаменитые скульпторы: Клодт, Логановский, Ромазанов, Толстой.
Однофамилец гениального баталиста — живописец В. Верещагин расписывал иконы главного иконостаса,[691] представлявшего по сути своей целую часовню из белого мрамора, отделанную инкрустацией, с бронзовым вызолоченным шатром, суживающимся кверху, с четырьмя ярусами икон и находящимся внутри иконостаса престолом.
Пять лет отдал профессор живописи А. Марков росписи только одной сферы под большим куполом.
Удивительные, неповторимые по своей красоте шедевры русского искусства заполнили своды и стены храма. Вся внутренность его, озарённая золотом и пестротой чистых красок, поражала воображение всякого входящего туда православного человека. Полированные полы отражали золотые росписи в затейливых орнаментах заграничного мрамора. Коридоры, образованные наружными стенами здания и внутренними — главного церковного зала, предназначались для крестных ходов.
На стенах коридоров было размещено более трёхсот мраморных досок, на которых отображались события войны, вся её летопись с 1812 по 1814 год, начиная с первого манифеста и народного призыва до взятия Парижа.
С высоты птичьего полёта храм выглядел в виде огромного креста. На четырёх его идентичных фасадах гармонично размещались 60 окон, 12 массивных бронзовых литых дверей — по три с каждой стороны.[692]
Храм был связан подземным ходом с Кремлём и с домом Пашкова — бывшим двором Ивана Грозного (ныне библиотека им. Ленина). Кроме этого, ход имел связь с Москвой-рекой, через него в 1812 году Наполеон вышел из Кремля. Когда-то этот подземный ход начинался с подворья Малюты Скуратова, находившегося в былые времена вблизи нового храма, и при строительстве он был с успехом использован.[693]
К 1881 году была облицована набережная, облагорожены все подходы к зданию, расставлены фонари. Строительство храма завершилось, и он получил официальное название «Кафедральный во имя Христа Спасителя собор» и мог принять в свою обитель сразу 10 тысяч прихожан. Чтобы легче представить его величину, приведём такое сравнение. Если Большой театр в Москве вмещает 1000 человек, то храм мог вместить 10 таких театров. Стоимость строительства храма вылилась в колоссальную по тому времени сумму — 15 123 163 рубля 89 копеек.[694]
Освящение храма затянулось на целых два года в связи с покушением народников на императора Александра II 1 марта 1881 года. И только 15 мая 1883 года, через 46 лет после начала строительства, пережив трёх царей, храм был освящён, и то благодаря необходимости коронования императора Александра III.
В одно и то же время монетному двору пришлось чеканить две наградные медали — на освящение храма Христа Спасителя и в память коронования нового царя.
Медаль на освящение храма чеканилась серебряной, необычного диаметра — 33 мм и предназначалась для ношения на Александровской ленте.
На лицевой стороне её были изображены вензеля четырёх императоров — Александра I, Николая I, Александра II и Александра III, увенчанные императорской короной и распростёртой над ними лентой.
По краю медали надпись: «В память освящения храма Спасителя», внизу, под вензелями, четырёхстрочная надпись: «ВЪ ЦАРСТВОВАНИЕ — ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА — АЛЕКСАНДРА III — 1883 г.».
На оборотной стороне — изображение храма во всём его величии, вокруг него, по краю медали, надпись: «ХРАМЪ ВО ИМЯ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ ВЪ МОСКВЕ»; под обрезом — в три строки — «ЗАЛОЖЕНЪ 1839 ГОДА — ОКОНЧЕНЪ — 1881 г.».
Наличие вензелей четырёх императоров указывает на то, что строительство задуманного храма велось в период царствования четырёх императоров.
Это последняя медаль из серии наград за строительство дворцов и храмов. Они вручались архитекторам, строителям, художникам, различным чиновникам, связанным со строительством, а иногда и мастеровым. Но почему-то медаль эта была учреждена с большим опозданием — только 4 мая 1884 года, так же как и коронационная.[695]
Освящение храма проходило в торжественной обстановке, под колокольный звон и артиллерийские залпы салюта. В тот же день, 15 мая, был обнародован манифест, по которому храм благословлялся на своё существование: «…Да будет сей храм во все грядущие роды памятником милосердного промысла Божия о возлюбленном Отечестве нашем в годину тяжкого испытания, памятником мира после жестокой брани, предпринятой… не для завоевания, но для защиты Отечества от угрожающего завоевателя…».[696] Из казны на содержание храма было назначено ежегодное ассигнование в размере 66 850 рублей.
Дальнейшая судьба храма Христа Спасителя такова. После революции 1917 года церковь была отделена от государства, ассигнование на содержание храма было снято. И хотя была объявлена свобода совести и вероисповедания, священнослужители преследовались, а церкви разорялись и вскоре стали уничтожаться. Естественно, что сократились и пожертвования прихожан. На такие мизерные деньги не мог, конечно, нормально содержаться такой огромный храм. Он был запущен, появилась в помещениях сырость, стала осыпаться штукатурка, трескались росписи. В руководящие органы страны от населения поступала масса писем с предложением взять здание на баланс государства и превратить его в музей. Это было бы разумное решение. Но некие видные деятели архитектуры того времени сумели убедить высокие правительственные инстанции в том, что якобы этот храм «…грузный, грубый, чуждый всякой оригинальности… холодный и мёртвый», да и вообще не соответствует русско-византийскому стилю, а просто это «…замаскированный луковицами глав и кокошниками входов католический собор…».[697] А дальше — якобы сам архитектор Константин Андреевич Тон в своё время «вступ(ил) на путь дурного вкуса…».[698]
В 1922 году по постановлению Первого съезда Советов было решено построить «…в Москве, как в столице Союза…» Дворец Советов, над которым должен был возвышаться «…Рукой облака рассекающей Ленин», — как писал Е. Евтушенко в своей поэме. Заседание съезда вёл тогда Сергей Миронович Киров, и в то время о сносе храма и не помышляли. Этот вопрос возник гораздо позже — в конце десятилетия, когда начали подыскивать место под строительство. К тому времени уже бесчинствовал созданный в 1925 году Союз воинствующих безбожников во главе с Емельяном Ярославским. Взоры проектировщиков обратились к тому району застройки, где находился храм. Естественно, что Дворец Советов, поставленный вместо него, был бы отлично увязан, по мнению «специалистов», с общим ансамблем центра Москвы. Лучшего места для строительства нельзя было и желать. Решение о сносе было принято. Работы по сносу храма поручили «Союзвзрывпрому». Храм был обнесён высоким, глухим забором, жители из соседних кварталов были эвакуированы, в здание заложили заряды взрывчатки и протянули провода для подачи электрической детонации.