Русские войска обложили утёс, их блокадная линия растянулась на четыре километра. Сурхаева башня нового Ахульго торчала на скале и контролировала всю округу. От неё некуда было укрыться. Все манёвры русских войск были перед Шамилем как на ладони. Нельзя было скрытно установить даже артиллерийские батареи. И чтобы взять оба Ахульго, нужно было сначала захватить эту Сурхаеву башню. Но в ней собралось более ста мюридов, самых фанатичных и отчаянных приверженцев Шамиля.
Четыре дня, с 25 по 28 июня, велась подготовка к штурму. На соседнюю гору была спешно пробита дорога, и на её склоне, напротив нового Ахульго, устанавливались орудия, для защиты от камней во время штурма заготовлялись деревянные щиты, воины обшивали себя войлоком. В военном журнале генерала Граббе сделана такая запись:
«…29 числа с рассветом батарея из шести орудий открыла прицельный огонь по Сурхаевой башне… В короткое время часть стены, обращённой к наиболее доступной стороне башни, обрушилась: камни и брёвна посыпались вниз и образовалась довольно удобная брешь. Тогда я приказал… полковнику Пулло направить войска на штурм. Утром 2 батальона Апшеронского и (два батальона) Куринского полков, под прикрытием батареи, с трёх сторон начали подниматься колоннами по крутизне утёса, имея охотников впереди… Храбрые войска с чрезвычайным усилием поднимались по скользким и почти отвесным скалам, осыпаемые градом больших камней, огромных брёвен, которые выбивали целые ряды из строя и увлекали их за собой, но следующие немедленно занимали места передних. Так дошли колонны до последнего верхнего уступа и до подошвы укрепления. Поручик Кабардинского полка князь Аргутинский и… казак Отченашенко пытались подняться по крутой осыпи к самой вершине, влезли на оную и вступили в рукопашный бой… Остальные охотники… подойдя к середине стены, состоящей из огромных камней, увидели, что не было возможности подойти к бреши, и остановились. В это время горцы… закидывали их (камнями)… и поражали… убийственным оружейным огнём. Полковник Пулло дал приказ к отступлению, а артиллеристам приказал возобновить огонь, чтобы сделать брешь удободоступнее…»[780]
Так неудачно завершился первый штурм. Вторым заходом командовал полковник Лабынцов, «…но ни мужество войск, ни отважный пример (командиров), ни распорядительность полковников Пулло и Лабынцова не могли победить природу».[781] Безуспешно прошёл и второй штурм этого дня. Под старым Ахульго одна часть войск продолжала осадные работы, другая — прокладывала дороги подхода подкреплений, устанавливала новую батарею с восточной стороны Сурхаевой башни. 1 июля от лазутчиков стало известно, что бомбардировкой нанесены большие разрушения — побито много мюридов, первому помощнику Шамиля Алибеку оторвало руку, а сыну нанесено тяжёлое ранение картечью.
3 июля к русским прибыло подкрепление с новыми орудиями, а на рассвете следующего дня мюриды предприняли неудачную вылазку с целью уничтожения сокрушающей их русской батареи. Между тем под Сурхаевой башней велась тщательная подготовка к очередному штурму. 5 июля в 14 часов началась новая бомбардировка укреплений Шамиля. Она продолжалась до 17 часов, а затем тремя колоннами отряд пошёл на штурм. Под градом летящих сверху камней солдаты добрались по скалам к основанию башни, но проникнуть в неё было невозможно физически. И только благодаря действиям артиллерии, когда у стены образовалась высокая осыпь, русские солдаты ворвались во тьме ночи через пробитую брешь в укрепление.
Взятие башни открывало возможность для дальнейшего штурма всего Ахульго. Генерал Граббе писал в своём журнале: «…Кроме того, нижнего, уступа утёса, на котором стоит башня, дают нам хорошую… позицию против старого Ахульго. С божией помощью Шамиль и его сообщники не долго будут противиться оружию его императорского величества».[782] Но генерал ошибся. Ещё семьдесят дней после этого первого успеха русские войска безрезультатно топтались у подножия Ахульго, хороня своих павших товарищей в тёмных ущельях чужих гор.
Все попытки взять крепость штурмом кончались большими потерями солдат. Русское командование вынуждено было обратиться к Шамилю с выгодными предложениями о сдаче, но тот упорно отказывался.
Тогда к Ахульго были подтянуты огромные военные силы и крепость была подвержена жесточайшей артиллерийской бомбардировке. Среди этого кромешного ада погибло около двух тысяч горцев и почти все сподвижники Шамиля. Сам он был ранен, но сумел с жалкими остатками мюридов, под покровом ночи, проскочить скалистым гребнем в соседние горы и уйти в Чечню. Умный и энергичный, он ещё целых двадцать лет смог противостоять огромной регулярной российской армии.
Такое историческое событие, как взятие Ахульго, было отмечено учреждением специальной серебряной медали диаметром 26 мм. Носили её на самой почётной — Георгиевской ленте. На лицевой стороне медали, под императорской короной, во всё поле, изображён вензель Николая I; по краю, вдоль бортика, проходит ряд мелких бус. На оборотной — прямая, горизонтальная, надпись в четыре строки: «ЗА ВЗЯТИЕ — ШТУРМОМЪ — АХУЛЬГО — 22 АВ. 1839 г.», вдоль края — такие же бусы.
Существует и второй вариант государственного чекана, отличающийся от первого лишь количеством и величиной бус, расположенных вдоль бортика.
Медаль «За взятие Ахульго» считается довольно редкой, так как ею были награждены всего несколько рот Апшеронского, Куринского, Кабардинского полков и артиллеристы, принимавшие непосредственное участие во взятии Ахульго. Встречается и фрачный вариант медали, диаметром 12 мм.
Кроме этой медали участники, отличившиеся как при взятии крепости, так и в различных других боевых операциях, были награждены знаками отличия ордена св. Георгия, учреждёнными в 1807 году.
В войне с Шамилем участвовало множество представителей местных народностей иного вероисповедания, служивших в ополчениях кавказской милиции. За особые отличия, проявленные в сражениях с горцами Шамиля, они жаловались «малыми» медалями «За храбрость» на Георгиевской ленте, с изображением на лицевой стороне императора Николая I.
Революция в Венгрии и Трансильвании. 1848–1849 гг
1848 год отмечен в истории Европы революционными событиями, которые прокатились мощным шквалом почти по всем её государствам вплоть до российских границ.
Начались они с революционного взрыва во Франции. Известие о свержении короля Луи Филиппа, младшего из династии Бурбонов, застало русского императора на дворцовом балу высшего петербургского света. Ярый монархист, он не терпел каких-либо государственных беспорядков, особенно после декабрьского восстания на Дворцовой площади. И на этот раз он готов был ринуться со своими военными силами на подавление Французской революции. Тревожные вести из Парижа потрясли Николая I, но он не подал вида и, как большой «…любитель эффектных жестов, распахнул двери в зал, дал знак умолкнуть музыке и, обращаясь к присутствовавшим гвардейским офицерам, произнёс: „Господа, седлайте коней; во Франции провозглашена республика“».[783]
Но «седлать коней» не пришлось. Революционное движение, мощное, как девятый вал, набирало силу и устремилось на восток. Оно перекинулось почти во все германские государства — Баварию, Пруссию, Баден; затем революция подняла венгров против национальных притеснений династии Габсбургов, сначала в самой столице Австрии — Вене и тут же сразу в Будапеште; охватила Галицию, Воеводин, Хорватию; против турецкого ига поднялись валахи и молдаване… Такое положение в Европе остудило разгорячённый пыл Николая I. Теперь ему было уже не до Франции. Пожар революции подкатывался к его апартаментам, и нужно было готовиться «тушить» его в собственном доме. Напуганный быстро развивающимися революционными событиями в соседних с Россией странах Европы, он писал Паскевичу: «…Мы должны оставаться в оборонительном положении и обращая самое бдительное внимание на собственный край…»[784]