— Нет, без аллегорий и отступлений: Хочешь, делай, давай!
— В любом случае, пригодилось.
— Машик! Моей заслуги нуль. Что там с мужем? Отвлекаешь от главного.
— Мой третий и на этот раз единственный… — Рябцева в девичестве закатила глаза и уставилась в потолок. Потом немного сдвинув брови и не опуская головы, добавила, — … я думаю.
— Третий?!
— Ох, только не начинай о моногамии и …
— Равнополии… — закончила я свою старую глупую поговорку. — Не начну. И как?
— Замминистра культуры в Польше! Ему скоро сорок, катаемся по миру, посещаем выставки, концерты. Он часто на пресловутых собраниях, поэтому отправляет меня по магазинам. А ты знаешь, как я хожу по магазинам!
— Да, по книжным исключительно!
— Там мы с ним и познакомились и…
Нас прервал стук в дверь, затем в проеме обрисовался Анатолий.
— Чертежи. — Напомнил он и галантно поздоровался с госпожой Радваньски.
Я взяла наш проект в руки и торжественно провозгласила, — итак, загородный дом для супруги замминистра!
Глаза Маши сверкнули триумфом. — Это именно то, что я хотела!
Еще бы над этим проектом мы бились два месяца, перекраивая и увеличивая по первому зову ее сердца. Ивакин боялся потерять такого клиента, всячески прогибая персонал под требования оных, не позволял вступать в дискуссии. Пусть только попробует что-то сейчас сказать.
Наманикюренным пальчиком она прошлась по планам, затем просмотрела разрезы и довольно улыбаясь, попросила интерьеры.
Анатолий удалился за файлами.
Глава 11
Здравствуй, прошлое, как неожиданно ты подкралось ко мне.
Мария подалась чуть вперед, внимательно рассматривая мое лицо. Я поняла, что сейчас последуют те вопросы, которые я избегала почти четыре года. И те, на которые отработала прекрасную схему ответов.
— Почему ты переехала? — ее искусно подведенные глаза выжидательно смотрят на меня. — Ксения звонила мне в Брест.
Я молчу.
— Она говорила о том, что с тобой творится что-то совсем неладное. И ты ничего не хочешь ей рассказать, и помочь тебе она не может. И ты молчишь, словно в рот воды набравшая. А потом исчезаешь и еще через полгода увозишь своих родителей. И от тебя ни слова почти четыре года.
— История, мягко скажем, интригующая, — ответила я медленно, — и давняя к тому же.
— И что в ней?
— Я влюбилась, забыла обо всем и вся, вышла замуж, переехала в Киев, затем еще раз в Москву. И теперь я здесь с родителями, которые следят за моей девочкой. Сейчас я в разводе. Счастлива. — Искренняя улыбка как завершающий штрих.
— Я бы так и решила, не знай я тебя. А так же не знай я, что не прошло и полугода, как тебя очень обстоятельно искали не только на малой родине.
— Четыре месяца, плюс минус неделя. — Ответила я.
— Что?
— Прошло четыре месяца, и мой старый друг меня нашел. Точнее отпустил, если это можно было так назвать. Он прислал в ЗАГС на наше бракосочетание корзину черных тюльпанов.
— Ты все-таки пряталась. — Заключила Маша.
— Нет. Я всего лишь попрощалась с прошлым.
— Это было жестоко, не находишь? Ты исчезла, ни слова не сказав. — Она прищурилась и чуть-чуть скривилась.
— Мария, о чем ты говоришь? Все, кто был со мной на связи, остаются на связи до сих пор.
Она опустила глаза, рассматривая маникюр или кольцо на своей правой руке. Правильно. То, что ты не отличилась долгой памятью и коммуникабельностью на расстоянии, ты вспомнила только после того, как основательно наехала на меня.
— Единственное мое упущение — Ксюша. Но она сама отказалась от каких-либо связей даже по старой дружбе.
— Вы поссорились? — спросила Маша, отбросив тонкий локон со лба.
— Очнись, какая ссора? Она переехала, вначале сюда, затем в Италию к этому… который!
— К Димитрасу?
— Да, к нему. По-простому, к Диме. И на этом все закончилось.
Я перевела дыхание. Будь я осведомлена тогда о тщательных поисках моей персоны, скрылась бы где-нибудь в приграничном селе, а не в Киеве.
— Маш, ты надолго сюда.
— В Москву? — уточнила она.
— В нее самую.
— Дня на два, может меньше. Вынуждена равняться на мужа. Не хочу от него отстать.
— Ясно. Встретимся?
— Я посмотрю в расписании и свяжусь с тобой. — На полном серьезе сообщила она и вернулась к светской беседе, как только вошел Анатолий.
Завершения рабочего дня я ждала с растущей тревогой. Неприятное чувство, оставшееся после встречи с цветущей Мериэль Радваньски не оставило меня до последнего момента, наполняя неясным волнением. Я вспомнила один из самых страшных дней своей жизни до рождения Сони. После история с черными тюльпанами, упрекающими мою верность когда-то данному слову, казалась бы ничтожной. В периоды болезни малышки мне было плевать и на прошлое, и на настоящее, все мои молитвы и мысли устремлялись на то, чтобы кроха осталась жива и невредима.